Но довольно обо всей этой подлой истории. Крите, наверное, уже успел побывать у тебя до прибытия этого письма. Этот парень — великолепный агитатор. Он расскажет тебе много о Фейербахе. На другой день после его отъезда отсюда я получил письмо от Ф[ейербаха], которому мы писали. Ф[ейербах] говорит, что должен сначала основательно покончить с религиозной дрянью, прежде чем сможет в такой мере заняться коммунизмом, чтобы отстаивать его в своих трудах. Кроме того, он в Баварии слишком оторван от жизни, чтобы взяться за это. Впрочем, он-де коммунист, и для него дело лишь в том, как осуществить коммунизм. Возможно, он летом приедет на Рейн, и тогда он должен поехать в Брюссель — этого уж мы от него добьемся. —
Здесь, в Эльберфельде, происходят чудеса. Вчера в самом большом зале, в лучшем ресторане города, у нас было третье коммунистическое собрание. На первом — 40 человек, на втором — 130, на третьем — 200 — самое меньшее. Весь Эльберфельд и Бармен, начиная с денежной аристократии и кончая мелкими лавочниками, был представлен, за исключением только пролетариата. Гесс выступил с докладом. Читали стихотворения Мюллера, Пютмана и отрывки из Шелли, а также статью о существующих коммунистических колониях, опубликованную в «Burgerbuch»{29}. Потом дискутировали до часу. Успех колоссальный. Коммунизм является главной темой разговоров, и каждый день приносит нам новых приверженцев. Вуппертальский коммунизм стал действительностью и почти уже силой. Ты не можешь себе представить, насколько почва здесь благоприятна для этого. Самая тупая, самая ленивая, самая филистерская публика, которая ничем в мире не интересовалась, начинает прямо восторгаться коммунизмом. Как долго еще все это будут терпеть, я не знаю. Полиция, во всяком случае, в большом затруднении: она сама не знает, что ей делать, а главная скотина, ландрат, как раз теперь в Берлине. Но если наши собрания и запретят, мы обойдем запрет, а если не удастся, то мы, во всяком случае, уже настолько всех расшевелили, что все литературные произведения в нашем духе читаются здесь нарасхват. Так как я на пасху уезжаю, то хорошо, что Гесс собирается здесь поселиться и вместе с тем издавать у Бедекера в Эльберфельде ежемесячник{30}, проспект которого, по-моему, имеется у Криге.
Как я уже, кажется, писал тебе, я во всяком случае переезжаю в Бонн{31}. Моя предполагавшаяся поездка в Париж отпадает, так как мне теперь там нечего делать, зато я, наверное, приеду в Брюссель, тем более, что моя мать и обе сестры летом поедут в Остенде. Кроме того, я должен еще раз побывать в Билефельде у тамошних коммунистов и, если Фейербах не приедет, заехать к нему, а после, если будет время и деньги, я хочу еще раз съездить в Англию. Как видишь, у меня широкие планы. Бергенрот тоже говорил мне, что он, вероятно, через несколько недель будет в Брюсселе. Вместе с другими дюссельдорфцами он был на нашем втором собрании и выступал там. А знаешь, стоять перед настоящими, живыми людьми и проповедовать им непосредственно, ощутимо, открыто — это совсем другое дело, чем заниматься проклятой абстрактной писаниной, имея перед своим «духовным взором» столь же абстрактную публику.
От имени Гесса — и от моего также — я снова прошу тебя послать что-нибудь Пютману для его трехмесячного журнала{32}. Мы должны непременно появиться все вместе уже в первом выпуске, чтобы журнал приобрел определенный характер. Да и все равно без нас он не выйдет.