— Ружье заряжено. Начинай стрелять, — приказал я.
Тимотео взял ружье. Лицо его превратилось в маску. Меня пронзила внезапная мысль: а вдруг он выстрелит в меня или в Раймондо? Хороши же мы тогда будем! Я даже вспотел, но все обошлось. Я понял, что Тимотео не мог даже подумать об этом. Он повернулся и пошел к барьеру. Впервые увидел он мишень в телескопический прицел. Я заметил, как напряглась его спина, когда мишень оказалась у него чуть ли не перед самым носом.
— Не торопись, — поучал я. — Поймай в перекрестье центр мишени. Не дергай спусковой крючок, тяни его на себя! — Я дал ему пару секунд, чтобы сосредоточиться. — Стреляй, когда будешь готов.
Выстрел раздался секунд через пять.
Мы с Раймондо вгляделись в мишень. Он попал в самую середину.
— Хороший выстрел. Так и надо стрелять. Продолжай.
Стреляя с телескопическим прицелом по неподвижной мишени, промахнуться можно, лишь страдая болезнью Паркинсона. Тем не менее из десяти следующих пуль только две легли в центральный круг.
Но Тимотео продолжал стрелять. Я заряжал ему ружье, наставлял, советовал. Раймондо сидел на скамье и курил. После первого выстрела он не смотрел на мишени, но я понимал, что лишь его присутствие заставляет Тимотео продолжать.
Через час, после того как из шестидесяти выстрелов он десять раз попал в центральный круг, я решил дать ему передохнуть.
— Ладно… давайте прервемся. — Я взглянул на Раймондо. — Пусть он пройдется. Жду его через час. — И я направился к бунгало.
Люси счищала с двери старую краску. Увидев меня, она прервала свое занятие.
— У нас перерыв, — пояснил я. — Как идут дела? У меня есть час. Могу тебе помочь.
— Не надо. Мне это нравится. — Она встала. — Хочешь пива?
— Еще рано.
Я прошел на веранду и плюхнулся на один из парусиновых стульев. Люси села рядом.
— Почему не слышно выстрелов? — поинтересовалась она.
— Ружье с глушителем.
— А как Тимотео?
— Нормально. Он стреляет. Для нас это главное.
— Этот человек с ним?
— Раймондо? Да, конечно. Сидит в пристройке. Он — та смазка, которая заставляет этого болвана двигаться.
— О, Джей! Неужели у тебя нет сердца? Неужели ты не видишь, что этот мальчик запуган до смерти? — Она заломила руки. — Неужели ты не видишь, что этот ужасный человек застращал его?
Я потер шею, сдерживая закипающее во мне раздражение.
— Я не смог уговорить его стрелять. Ты — тоже. Ладно, Раймондо запугал его, но он стреляет. Он должен стрелять. Мне обещали заплатить пятьдесят тысяч, если я научу его стрелять…
Люси резко встала и исчезла в бунгало.
Опять все сначала, вздохнул я. Посидев пять минут, я поднялся и последовал за ней. Люси сидела на стуле перед камином, закрыв лицо руками.
— Люси, пожалуйста, постарайся мне помочь, — сказал я. — Мало мне этого психа, так еще и ты дуешься на меня. Я занят важным делом! Я стараюсь заработать…
— Перестань! — взвизгнула она. — Эти деньги свели тебя с ума! Разве ты не видишь…
— Люси! — рыкнул я. — Что между вами произошло? Ты что, влюбилась в него?
Она покраснела, ее глаза округлились.
— О чем ты говоришь?
— Я тебя спрашиваю. С чего ты защищаешь этого слизняка? Кто он тебе?
— Он — человек! Он испуган! Я его жалею. Вот и все.
— Ладно… жалей его, но не более. Я просил тебя, Люси, держись от этого подальше. Пожалуйста, не суй мне палки в колеса. У меня и так хватает забот.
— Деньги для тебя — все, не так ли?
— Мы говорим не о деньгах. Мы говорим об этом болване.
— Для тебя это одно и то же.
— Мне платят за то, что я учу его стрелять. Именно этим я и хочу заниматься.
— Он не хочет стрелять. Он говорил мне.
Я едва не взорвался.
— Что он говорил тебе и что он будет делать — две большие разницы! Пожалуйста, предоставь это мне.
— Что же ты не спросишь у него, почему он не хочет стрелять? Почему ты не хочешь увидеть в нем человека? Почему ты позволяешь этому бандиту командовать собой и им? — Она вскочила. — Я тебе скажу! Потому, что ты думаешь только о деньгах, которые можешь заработать!
— И в этом есть что-то постыдное?
— Я думаю, да.
Круг замкнулся, мы вновь вернулись в исходную точку.
— Мне жаль, что у тебя сложилось такое мнение, Люси. Я тебя выслушал, но тем не менее хочу закончить порученное мне дело. Я прошу тебя потерпеть еще восемь дней.