224
Далее в рукописи перечёркнуто: «Ты не можешь ни жить, ни есть, ни спать, ни двигаться, ни вообще что-либо делать, не придумывая Себе вместе с тем какого-либо назначения, какой-либо задачи, — теория, которая, таким образом, вместо того, чтобы освободиться от постановки задач, от призвания и т. д. (на что она претендует), только ещё решительней превращает всякое проявление жизни, более того — самоё жизнь, в некую «задачу»». Ред.
(обратно)225
мысленной оговорке. Ред.
(обратно)226
эксплуататор. Ред.
(обратно)227
мысленной оговоркой. Ред.
(обратно)228
Далее в рукописи перечёркнуто: «Свобода определялась до сих пор философами двояким образом. С одной стороны, она определялась как власть, как господство над обстоятельствами и отношениями, в которых живёт индивид: так она определялась всеми материалистами. С другой стороны, она рассматривалась как самоопределение, как избавление от действительного мира, как — мнимая только — свобода духа: так она определялась всеми идеалистами, особенно немецкими. — Мы видели выше, в «Феноменологии», как истинный эгоист святого Макса ищет почву для своего эгоизма и упразднении всего, в фабрикации избавления, идеалистической свободы, и поэтому комично, когда теперь, в главе об особенности, он выдвигает против «избавления» противоположное определение: власть над определяющими его обстоятельствами — материалистическую свободу». Ред.
(обратно)229
посредством приложения. Рвд.
(обратно)230
вот он, наш консерватор, весь как есть. Ред.
(обратно)231
всегда и везде. Ред.
(обратно)232
буквально: мёртвой голове, в переносном смысле: мёртвым остаткам. Ред.
(обратно)233
свобода. Ред.
(обратно)234
власть, сила. Ред.
(обратно)235
мысленной оговорки. Ред.
(обратно)236
Далее в рукописи перечёркнуто; «Каково вообще представление нашего святого простака о суде, видно уже из того, что в качестве примера он приводит суд верховной цензуры, который может сойти за суд разве только в глазах пруссака, — суд, который ограничивается лишь административными мероприятиями и в компетенцию которого не входит ни наложение наказаний, ни разбор гражданских процессов. Что индивиды имеют своей основой два совершенно различных состояния производства — при тех обстоятельствах, когда суд и исполнительная власть отделены друг от друга, и при тех, когда, наоборот, имеет место их патриархальное совпадение, — до этого дела нет святому, который всегда занят-де действительными индивидами.
Приведённые выше уравнения превращаются здесь в «призвание», «назначение», «задачу», в моральные заповеди, которые святой Макс громовым голосом внушает смущённой совести своего верного слуги Шелиги. К последнему святой Макс обращается тут в третьем лице, со словом «Он», совсем как прусский унтер-офицер (его собственный «жандарм» говорит его устами). Пусть Он попробует защитить от всяких нарушений своё право на еду — и т. д. Право пролетариев на еду никогда не «нарушалось», и всё же выходит «само собой», что они весьма часто не могут «использовать» это право». Ред.
(обратно)237
попросту, в просторечии. Ред.
(обратно)238
и разных местах. Ред.
(обратно)239
соответственно. Ред.
(обратно)240
бесцеремонно. Ред.
(обратно)241
Далее в рукописи перечёркнуто: «Примечание 5. «Стараются провести границу между законом и произвольным приказанием, распоряжением… Однако закон, относящийся к человеческим действиям… есть изъявление воли и, стало быть, приказание (распоряжение)» (стр. 256)… «Кто-нибудь, конечно, может объявить, какие действия по отношению к себе он дозволяет, и, следовательно, запретить законом противоположные действия, угрожая поступить, в противном случае, с нарушителем закона как с врагом… Я вынужден мириться с тем, что он поступит со Мной как с врагом, но никогда Я не потерплю, чтобы он распоряжался Мной как своей креатурой и чтобы его разум, а также и неразумие стали для меня путеводной нитью» (стр. 256). — Таким образом, здесь наш Санчо нисколько не возражает против закона, когда последний рассматривает нарушителя как врага. Его вражда к закону направлена только против формы, а не против содержания. Всякий карающий закон, грозящий ему виселицей или колесованием, вполне для него приемлем, поскольку этот закон может рассматриваться им как объявление войны. Святой Санчо успокаивается, если ему только оказывают честь — считать его врагом, а не креатурой. В действительности же он, самое большее — враг «Человека», но креатура берлинских условий». Ред.
(обратно)