Протарх. Да, Сократ.
Сократ. Хорошо. Итак, если бы кто-нибудь сказал нам, точно творцам, о смеси разумения и удовольствия,
e
что они лежат перед нами, как то, из чего и в чем нужно что-либо изготовить, тот дал бы, таким образом, хорошее сравнение.
Протарх. И даже очень.
Сократ. Так не попытаться ли нам произвести это смешение?
Протарх. Почему бы нет?
Сократ. Но не правильнее ли будет предварительно сказать и напомнить себе следующее…
Протарх. Что именно?
Сократ. То, что мы и раньше вспоминали: есть хорошая пословица, что дважды и трижды нужно повторять прекрасное[55].
60
Протарх. Почему бы и нет.
Сократ. Ну так с богом! Сказанное тогда, думается мне, было сказано вот как…
Протарх. Как?
Сократ. Филеб утверждал, что удовольствие – правильная цель для всех живых существ и все они должны к ней стремиться, что это – благо для всех и оба этих наименования – «хорошее» и «приятное» – справедливо прилагаются к единой вещи одной природы.
b
Сократ же утверждал, что вещь эта не одна, но, согласно именам, их две и что благо и удовольствие имеют отличную друг от друга природу и области блага более причастно разумение, чем удовольствие. Не так ли было сказано тогда, Протарх?
Протарх. Именно так.
Сократ. Однако не были ли мы согласны в этом и тогда, и теперь?
Протарх. В чем?
Сократ. В том, что природа блага отличается от всего прочего.
c
Протарх. Чем, Сократ?
Сократ. Тем, что живое существо, которому оно во всех отношениях, всегда и вполне присуще, никогда не нуждается ни в чем другом, но пребывает в совершенном довольстве. Не так ли?
Протарх. Именно так.
Сократ. А не пытались ли мы в своем рассуждении ввести порознь удовольствие и разумение в жизнь каждого – удовольствие, не смешанное с разумением, и разумение, не содержащее в себе ни малейшей примеси удовольствия?
d
Протарх. Пытались.
Сократ. Но не показалось ли нам тогда, что ни то ни другое само по себе ни для кого не достаточно?
Протарх. Как не показаться!
Сократ. Если же мы сделали тогда какое-либо упущение, то пусть теперь кто-нибудь, возвратившись к нашей теме, найдет более правильное решение, отнеся к одной и тон же идее память, разумение, знание и истинное мнение и исследуя, захочет ли кто без них какого бы то ни было бытия или становления, не говоря уж об удовольствии, как бы велико и сильно оно ни было;
e
захочет ли он всего этого, если у него не будет ни истинного мнения о том, что оно доставляет радость, ни какого бы то ни было сознания испытываемого им состояния, ни памяти об этом состоянии в течение хотя бы самого малого времени? То же самое следует сказать и о разумении: предпочтет ли кто-нибудь разумение без всякого, даже самого краткого, удовольствия разумению, соединенному с некоторыми удовольствиями, или, с другой стороны, всяческие удовольствия без разумения удовольствию, исполненному разумности?
Протарх. Все это невозможно, Сократ, и нет надобности так часто возвращаться к этим вопросам.
61
Сократ. Стало быть, совершенное, для всех желанное и всеблагое не может быть ни удовольствием, ни разумением?
Протарх. Как можно!
Сократ. Возьмем же благо либо непосредственно, либо в виде какого-нибудь образца, чтобы можно было знать, чему присудить вторую награду, о которой мы говорили раньше.
Протарх. Совершенно верно.
Сократ. Не нашли ли мы некой тропки к благу?
Протарх. Какой?
b
Сократ. Ведь если мы, отыскивая какого-нибудь человека, сначала узнаём о точном его местопребывании, это – не правда ли – очень содействует нахождению искомого?
Протарх. Как не содействовать!
Сократ. И теперь наше рассуждение показывает нам, как вначале, что благо нужно искать не в беспримесной жизни, а в смешанной.
Протарх. Совершенно верно.
Сократ. Больше ли надежды на то, что искомое будет яснее видно в хорошо смешанном, чем в смешанном неладно?
Протарх. Гораздо больше.
Сократ. Так начнем же смешивать, Протарх, вознося молитву – Дионису, Гефесту[56] или другому богу, чей почетный удел это смешение.