Погруженный в свои мысли, Артур не замечал пути. Как видно, ой ехал много быстрее, чем ему казалось. Но если перед ним действительно остатки корраля, тогда отсюда должны быть видны стены асьенды. Он направил взгляд к предгорьям, но увидел все ту же унылую равнину. Между пропастью, возле которой он стоял, и ближними отрогами горного хребта не возвышалось решительно ничего: ни крыши, ни стены, ни развалины.
Он похолодел от ужаса, повод выскользнул у него из разом ослабевших рук. О господи! Так вот что хотела сказать ему донна Мария! Или после того случилась еще одна, новая катастрофа? Он огляделся по сторонам. Или эта гигантская, бескрайняя, бездорожная равнина за века соседства с сияющим океаном сама уподобилась водной стихии? Стоя сейчас над коварно раскрывшейся у самых его ног пропастью, Артур Пуанзет прочитал в ее зеве страшную судьбу ранчо. Поколебленная в недрах своих, эта недвижная равнина поглотила, втянула в себя и ранчо, и его несчастных обитателей!
Первой мыслью Артура было мчаться стремглав к месту катастрофы: быть может, ему еще удастся кого-нибудь спасти! Но пропасть перед ним отрезала ему путь; казалось, она тянется до самого океана. Он подумал и о том, что со времени телеграммы донны Марии пошли вторые сутки; спасать уже было некого. Ничего не зная, никого ни о чем не спросив, поддавшись слепому порыву, он примчался сюда, и вот он не в силах даже добраться до места катастрофы. Почему не поспешил он сразу в миссию, почему не посоветовался с отцом Фелипе, почему не узнал сперва подробно обо всем, что произошло? Испустив громкое проклятие (что весьма редко приключалось с этим отлично владевшим собою молодым человеком), Артур повернул коня и, яростно шпоря его, помчался к миссии.
Равнина погружалась в сумерки. Не успело солнце зайти, как туман, воровски затаившийся на взморье, неслышными шагами выбрался на сверкающий прибрежный песок, а потом, притушив его блеск, повел широкое неспешное наступление на равнину. Он полностью поглотил Сосновый мыс, сперва еще дававший знать о себе огнями маяка, но потом слившийся с серым океаном и вверху и внизу; он подобрался к скачущему всаднику и, как показалось Артуру, разом выхватил и его, и коня из окружающего мира; даже дальние очертания гор исчезли вдруг бесследно, словно стертые губкой с гигантской синевато-серой грифельной доски. Издалека доносились глухие удары колокола, звонившего в помощь заблудившимся путникам и терпящим бедствие судам, но туман поглощал и эти звуки. Даже частый перестук копыт своего коня Артур улавливал с трудом. Его сознанием завладела мысль, что он скачет во сне; и рассудок все меньше противился этой иллюзии.
Когда он въехал, или, как показалось ему, вплыл на волнах тумана в окрестные поля, а потом и в улочки миссии, то воспринял окружающее как логическое продолжение своего Сна. По узкой улице, скудно освещенной редкими, увенчанными туманным ореолом фонарями и оттого кажущейся еще более жуткой и призрачной, он выбрался на пласа, к церкви. Даже в густых серых сумерках можно было различить, что одна из башен рухнула, а восточный придел церкви и трапезная стоят в развалинах. Его нисколько не поразило, что при этом церковь сияла огнями и была полна молящихся; странный сон, как видно, продолжался. Все еще во власти наваждения, Артур спешился, отвел коня под навес, поблизости от уцелевшей башни, и вошел в храм. Главный неф церкви остался невредим; диковинная живопись по-прежнему украшала стены; восковые фигуры пресвятой девы и священномучеников, желтых и исхудалых, выглядывали из своих ниш; на главном престоле отец Фелипе вершил литургию. Уже входя в храм, Артур услышал, как хор запел моление об усопших; алтарь был затянут черным; по первым же словам священника он понял, что идет заупокойная месса. Лихорадочное нетерпение, владевшее Артуром весь этот последний час, волнение, от которого у него румянцем горели щеки, вдруг покинуло его. Он опустился на скамью рядом с кем-то из молящихся и закрыл лицо руками. Послышались негромкие аккорды смолкнувшего было органа; за ними непривычно звучащие голоса хора; запах ладана стал сильнее; монотонное чтение священника навевало покой. Артуру казалось, что он погружается в забытье. Минут через десять, вздрогнув, он очнулся, словно пробуждаясь от тяжкого сна; он услышал взывавший к нему голос отца Фелипе; рука священника ласково коснулась его плеча. Молящихся в храме уже не было, огни были потушены, только в алтаре пылали две-три свечи. В первое мгновение Артур не мог понять, где он и что с ним происходит.
— Я знал, что ты приедешь, сын мой, — сказал отец Фелипе, — а где же она? Ты не привел ее с собой?
— Кто она? — спросил Артур, стараясь собраться с мыслями.
— Кто она?! Да будет над нами милость божья, дон Артуро! Та, которая призвала тебя сюда, донна Мария. Или ты не получил ее послания?
Артур ответил, что только что приехал и сразу же поспешил в церковь. Он не решился сказать священнику, что сперва сделал попытку проехать в Ранчо Пресвятой Троицы; не признался он и в том, что за эти два часа ни разу не вспомнил о донне Марии.
— Вы служили заупокойную мессу, отец Фелипе? У вас несчастье?
Он замолк, не в силах решить, случилось ли то, что заполняет его ум, на самом деле или он все еще во власти расстроенного воображения.
— Святая матерь божья! — промолвил отец Фелипе, изумленно глядя на Артура. — Значит, ты не знаешь, по ком я служил мессу? Ты не знаешь, что наша святая заступница покинула нас, что донна Долорес обрела вечное блаженство?
— Я думал… В телеграмме донны Марии сказано… что она исчезла, — пробормотал Артур, чувствуя, что снова перестает владеть собой, что щеки его бледнеют и голос прерывается.
— Исчезла! — воскликнул отец Фелипе с легким укором в голосе. — О да, исчезла! Мы найдем ее, когда обретем вновь Ранчо Пресвятой Троицы, когда развалины ее жилища, погребенные ныне на глубине в пятьдесят футов, будут подняты на поверхность земли. Исчезла, дон Артуро, исчезла. Навеки! Навсегда!
Как видно, встревоженный чем-то во взгляде своего слушателя, отец Фелипе тотчас обрисовал Артуру подробности катастрофы, уже разгаданной им ранее в общих чертах. С домом и службами произошло примерно то же, что с корралем. Сила подземного толчка сперва сокрушила Ранчо Пресвятой Троицы, а потом разверзла землю под ним на глубину в пятьдесят футов. Никто не спасся. Верные вакеро устремились к ранчо по содрогавшейся, ходившей ходуном равнине, но поспели лишь к моменту, когда пропасть поглотила его. Дон Хуан, донна Долорес, верная Мануэла, мажордом Алехандро, полтора десятка людей из числа пеонов и прислуги — все погибли среди развалин. Почему не ищут тела? Матерь божья! Значит, дон Артуро не знает, что после второго толчка земля сомкнулась над разрушенным ранчо и надежно захоронила развалины и погибших. Они пытались рыть, но что могут поделать десять человек? Конечно… через несколько месяцев… кто знает… быть может, что-нибудь у них и получится. Фаталистическая покорность, с которой отец Фелипе повествовал о гибели донны Долорес, пробудила в Артуре глубокий протест. В Сан-Франциско, пока не исчезла бы последняя тень надежды, сотня добровольцев рыла бы день и ночь, чтобы откопать погребенных людей. А здесь!.. Артур припомнил вялые, инертные лица слуг в доме Сальватьерра. Какова же должна быть их покорность судьбе перед лицом таинственной катастрофы, подумал он, если так судит о ней их духовный вождь и судья? Артур невольно содрогнулся. Что делать?! Конечно, он мог бы, с помощью Дамфи, выписать артель землекопов из Сан-Франциско. Но тут заговорила инстинктивная осторожность, никогда не оставляющая людей типа Артура. Если эти испанцы, потерявшие близких друзей, родственников, относятся к случившемуся так пассивно, почему он, чужой человек, должен вмешиваться в их дела?
— Пойдем, сын мой, — сказал отец Фелипе, отечески кладя Артуру на плечо свою большую мягкую руку. — Пойдем ко мне. Милостью святой девы у меня еще есть кровля над головой и найдется местечко, чтобы приютить тебя. Ай-ай-ай! Поглядите! — добавил он, прикасаясь к рединготу Артура и так заботливо оглядывая своего гостя, словно тот был ребенком. — Это еще что такое? Безбожный туман пронизал тебя насквозь. Руки совсем ледяные. Щеки пылают. Ты измучен вконец. И, конечно, проголодался. Нет, нет, не возражай. Идем скорее!
Взяв под руку безвольно предавшегося ему Артура, священник открыл дверь ризницы и повел его через палисадник, весь заваленный обломками рухнувшей башни, к низенькому кирпичному строению, служившему прежде местом для школьных занятий. Сейчас его наспех переоборудовали для отца Фелипе, чтобы оно могло служить ему как светским обиталищем, так и монашеской кельей. В низком камине, походившем на кухонный очаг, весело пылал огонь. По стенам висели прописи, демонстрировавшие успехи учеников в каллиграфии и в законе божьем одновременно. В дальнем конце комнаты стоял небольшой орган. Посередине, как раз напротив камина, было окно, то самое окно, в глубоком проеме которого всего две недели тому назад Джек Гемлин впервые увидел донну Долорес.