Ведь даже дружба и семьяСлужить опорой бытияПодчас уже не могут.
И каждый ищет в темнотеСвоей обманутой мечтеОсобую дорогу.
Мне впору только в петлю лезть,Мне надоели ложь и лестьИ рабские поклоны.
Но где ж мне отыскать надежд,Чтобы заполнить эту брешьСовместной обороны?
И на обрывистом краюПреодолею я своюЗастенчивость и робость.
Не веря век календарю,Я с удивлением смотрюНа вырытую пропасть.
Но я туда не упаду,Я удержусь на скользком льду,На тонком и на ломком,
Где дует ветер прежних летИ заметает чей-то следКрутящейся поземкой.
X
Провозглашают петухиСвои наивные стихи,Дерут петушьи глотки,
И вздрагивают от волны,Еще удерживая сны,Прикованные лодки.
А морю кажется, что зряИх крепко держат якоряЗаржавленною цепью,
Что нам пора бы плыть туда,Где молча горбится водаРаспаханною степью,
Где море то же, что земля,Оно похоже на поляС поднятой целиною,
Как будто Божия соха,Архангеловы лемехаКопались в перегное,
Что, если б лодки настигалНа полпути бродячий шквал,Он по добросердечью
Их обошел и пощадил,Не закопал бы в мутный илИ сохранил от течи.
А если б за живых гребцовВ них посадили мертвецов,Отнюдь не самозванцев,
Они блуждали б среди шхерНе хуже прочих на манерЛетучего Голландца.
XI
Когда-нибудь на тусклый светБредущих по небу планетИ вытащат небрежно
Для опознания приметСкелет пятидесяти лет,Покрытый пылью снежной.
Склепают ребра кое-как,И пальцы мне сведут в кулак,И на ноги поставят,
Расскажут, как на пустыреЯ рылся в русском словаре,Перебирал алфавит,
Как тряс овсяным колоскомИ жизнь анютиным глазкомРазглядывал с поляны,
Как ненавидел ложь и грязь,Как кровь на лед моя лиласьИз незажившей раны.
Как выговаривал слова,Какие знают дерева,Животные и птицы,
А человеческую речьВсегда старался приберечьНа лучшие страницы.
И — пусть на свете не жилец —Я — челобитчик и истецНевылазного горя.
Я — там, где боль, я — там, где стон,В извечной тяжбе двух сторон,В старинном этом споре.
* * *[12]
Не старость, нет, — все та же юностьКидает лодку в валуныИ кружит в кружеве буруновНа гребне выгнутой волны.
И развевающийся парус,Как крылья чайки, волны бьет,И прежней молодости яростьМеня бросает все вперед.
И сохраняющая смелостьИ гнев галерного раба —Такой сейчас вступает в зрелостьМоя горящая судьба.
Ее и годы не остудят,И не остудят горы льда,У ней и старости не будет,По-видимому, никогда…
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Какою необъятной властьюТы в этот день облечена,Поборница простого счастья,Как мать, как женщина, жена…
Но, как ни радуется сердце,А в глубине, на самом дне,Живет упрямство иноверца,Оно заветно только мне.
Ты на лице моем не сможешьРазгладить складок и морщин —Тайгой протравленный на кожеРельеф ущелий и лощин.
Твоей — и то не хватит силы,Чтоб я забыл, в конце концов,Глухие братские могилыМоих нетленных мертвецов.
И, понимая с полусловаМои желанья и мечты,Готова вся природа сноваВписаться в скорбные листы,
Чтоб, выполняя назначеньяМоих знахарок и врачей,Она сама была леченьемОт одиночества ночей.
Здесь суть и высшее значенье,И все покорно служит ей:И шорох трав, и рек теченье,И резкость солнечных лучей.
Тому, кто выпросил, кто виделЕе пророческие сны,Людские боли и обидыБывают вовсе не страшны.
И солнце выйдет на заставы,Забыв про камень городской,Сушить заплаканные травыСвоей родительской рукой.………………………………Во всяком счастье, слишком зрелом,Есть червоточинка, изъян,И только с ним, по сути дела,Оно вмещается в роман.
вернуться
12
Написано в 1954 году в Калининской области, в поселке Туркмен. Одна из моих важных поэтических формул.