Перепутав значение месяцев,Попади в раскаленный январь.Ты не знаешь, чего ты вестница,Пролетающий календарь.
Птица ты? Или льдина ты?Но в любую влетая страну,Обещаешь ей лебединуюРазгулявшуюся весну.
Но следя за твоими отлетами,Догадавшись, что осень близка,Дождевыми полны заботамиНабежавшие облака.
* * *
Я вижу тебя, весна,В мое двойное окошко.Еще ты не очень краснаИ даже грязна немножко.
Пока еще зелени нет.Земля точно фото двухцветна,И снег только ловит моментИсчезнуть от нас незаметно.
И сонные тени телег,Поскрипывая осями,На тот же истоптанный снегВыводят как осенью сани.
И чавкает дегтем чека,И крутят руками колеса,И капли дождя щекаВдруг ощущает как слезы.
* * *
Луна, точно снежная сойка,Влетает в окошко ко мнеИ крыльями машет над койкой,Когтями скребет по стене.
И бьется на белых страницах,Пугаясь людского жилья,Моя полуночная птица,Бездомная прелесть моя.
СЕРЫЙ КАМЕНЬ[1]
Моими ли рукамиПостроен город каменный,Ах, камень, серый камень,Какой же ты беспамятный.
Забыл каменотесовРубахи просоленные,Тебя свели с утесовНавек в поля зеленые.
Твое забыли имяНе только по беспечности,Смешали здесь с другимиИ увели от вечности.
* * *
Рассеянной и робкойСюда ты не ходи.На наших горных тропкахТы под ноги гляди.
Наверно, ты заснула,Заснула на ходу.Разрыв-травы коснулась,Коснулась на беду.
Теперь он приворожен,Потупившийся взгляд,И путь найти не можетПо тропке той назад.
РОЗОВЫЙ ЛАНДЫШ
Не над гробами ли святыхПоставлен в изголовьеЖивой букет цветов витых,Смоченных чистой кровью.
Прогнулся лаковый листок,Отяжелен росою.Открыл тончайший завитокСо всей его красою.
И видны робость и испугЦветка в земном поклоне,В дрожанье ландышевых рук,Ребяческих ладоней.
Но этот розовый комокВ тряпье бледно-зеленомНазавтра вырастет в цветок,Пожаром опаленный.
И, как кровавая слеза,Как Макбета виденье,Он нам бросается в глаза,Приводит нас в смятенье.
Он глазом, кровью налитым,Глядит в лицо заката,И мы бледнеем перед нимИ в чем-то виноваты.
Как будто жили мы не так,Не те читали книги.И лишь в кладбищенских цветахМы истину постигли.
И мы целуем лепесткиИ кое в чем клянемся.Нам скажут: что за пустяки, —Мы молча улыбнемся.
Я слышу, как растет трава,Слежу цветка рожденье.И, чувство превратив в слова,Сложу стихотворенье.
НАВЕРХ[2]
В пути на горную вершину,В пути почти на небесаВертятся вслед автомашинеИ в облака плывут леса.
И через горные пороги,Вводя нас молча в дом земной,Ландшафты грозные дорогаПередвигает предо мной.
Хребты сгибающая тяжестьНа горы брошенных небес,Где тучи пепельные вяжутИ опоясывают лес.
Скелеты чудищ допотопных,Шестисотлетних тополей,Стоят толпой скалоподобной,Костей обветренных белей.
Во мгле белеющие складкиГофрированной корыГодятся нам для плащ-палаткиНа случай грозовой поры.
Все вдруг закроется пожаром,Огня дрожащего стеной,Или густым болотным паром,Или тумана пеленой.
И наконец, на поворотеТакая хлынет синева,Обнимет нас такое что-то,Чему не найдены слова.
Что называем снизу небом,Кому в лицо сейчас глядим,Глядим восторженно и слепо,И скалы стелются под ним.
А. горный кряж, что под ногами,Могильной кажется плитой.Он — вправду склеп.В нем каждый каменьУнижен неба высотой.