И наконец вздохнет глубоко,Скосит по-конски бычий глаз,Чтоб, начиная путь далекий,В последний раз взглянуть на нас.
А впереди, взамен каюра,Якут шагает налегке,Иль, подстелив оленью шкуру,Верхом он едет на быке.
Ну что ж! Куда нам мчаться рысью,Какой отыскивать уют.Плетутся медленно и мысли,Но от быков не отстают.
* * *
Нет, тебе не стать весноюСинеокою, лесною,Ни за что не стать.
Не припомнить то, что было,Только горько и унылоКалендарь листать.
Торопить движенье сутокХриплым смехом прибауток,Грубою божбой.
И среди природы спящейБыть не только настоящей,Но самой собой.
* * *[18]
Я, как рыба, плыву по ночам,Поднимаясь в верховье ключа.С моего каменистого днаМне небес синева не видна.
Я не смею и двинуться дномРазговорчивым сумрачным днемИ, засыпанный донным песком,Не могу шевельнуть плавником.
Пусть пугает меня глубина.Я, пока пролетает волна,Постою, притаившись в кустах,Пережду набегающий страх.
Так, течению наперерезПоднимаюсь почти до небес,Доплыву до истоков реки,До истоков моей тоски.
* * *
Изменился давно фарватер,И опасности великиБесноватой и вороватойРазливающейся реки.
Я простой путевой запискойИзвещаю тебя, мечта.Небо низко, и скалы близко,И трещат от волны борта.
По глубинным судить приметам,По кипению пузырьковМогут лоцманы — и поэты,Если слушаться их стихов.
* * *
Мне одежда ГулливераВсе равно не по плечу,И с судьбою АгасфераЯ встречаться не хочу.
Из окошка общих спаленСквозь цветной рассветный дымЯ лицом повернут к далямИ доверюсь только им.
В этом нервном потрясенье,В дрожи пальцев, рук и векЯ найду свое спасенье,Избавление навек.
Это — мизерная платаЗа сокровище во льду,Острие штыка солдатаИ заветную руду.
ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО
В староверском дому я читаю Шекспира,Толкованье улыбок, угрозы судьбе.И стиху откликается эхо ПсалтыриВ почерневшей, продымленной темной избе.
Я читаю стихи нараспев, как молитвы.Дочь хозяина слушает, молча крестясьНа английские страсти, что еще не забытыИ в избе беспоповца гостят.
Гонерилье осталась изба на Кубани.Незамужняя дочь разожгла камелек.Тут же сушат белье и готовится баня.На дворе леденеют туши кабаньи…
Облака, как верблюды, качают горбамиНад спокойной, над датской землей.
* * *
Луна свисает, как тяжелыйОгромный золоченый плод,С ветвей моих деревьев голых,Хрустальных лиственниц — и вот
Мне кажется — протянешь руку,Доверясь детству лишний раз,Сорвешь луну — и кончишь муку,Которой жизнь пугает нас.
ПРОЩАНИЕ
Вечор стояла у крылечка,Одета пылью золотой,Вертела медное колечкоНад потемневшею водой.
И было нужно так немного:Ударить ветру мне в лицо,Вернуть хотя бы с полдорогиНа это черное крыльцо.
УТРО
По стенке шарит желтый луч,Раздвинувший портьеры,Как будто солнце ищет ключ,Забытый ключ от двери.
И ветер двери распахнет,И впустит птичье пенье,Всех перепутавшихся нотВосторг и нетерпенье.
Уже, взобравшись на скамьюИль просто на подклетье,Петух, как дьякон ектенью,Заводит многолетье.
И сквозь его «кукареку»,Арпеджио и трелиМне видно дымную реку,Хоть я лежу в постели.
Ко мне, скользка и холодна,Едва я скину платье,Покорно кинется волнаВ горячие объятья.
Но это — лишь в полубреду,Еще до пробужденья.И я купаться не пойду,Чтобы не встретились в садуНочные привиденья.