Может, им не надо славы,Их пугает кисть и стих,Может быть, они не вправеВыдать горестей своих.
Но художника ли делоЧеловеческий покой,Если чувство завладелоЗадрожавшею рукой.
Даст ответ не перед веком,Перед собственным судом —Почему завел калекуВ королевский пышный дом…
Ты в критическом явленьеВ пьесу ввел свои войска,Создавая затрудненьеДля финального стиха.
Без твоих военных акцийОбойдется наш спектакль.Я найду других редакцийЧерновой последний акт.
Все, что сказано на сцене,Говорилось не тобой,Не тебе шептали тени,Что диктовано судьбой.
Знай, что принца монологиИ отравленная стальБез тебя найдут дорогуВ расколдованную даль,
Если совести поэтаДоверяешь жизнь и честь,Если ждешь его совета,Ненавидя ложь и лесть…
Выбирай судьбу заране,Полководец Фортинбрас.Будет первой датской даньюМой эпический рассказ…»
Снова слышен шелест шелкаЗанавески золотой.Пляшут лунные осколкиВ темной комнате пустой.
Фортинбрас, собравшись с духом,Гонит бредовые сны.Не слова звучали глухо,А далекий плеск волны.
Ходят взад-вперед солдаты.В замке — тишь и благодать.Он отстегивает латы,Опускаясь на кровать.
ЗЛАТЫЕ ГОРЫ
ЛИЛОВЫЙ МЕД[29]
Упадет моя тоска,Как шиповник спелый,С тонкой веточки стиха,Чуть заледенелой.
На хрустальный, жесткий снегБрызнут капли сока,Улыбнется человек,Путник одинокий.
И, мешая грязный потС чистотой слезинки,Осторожно соберетКрашеные льдинки.
Он сосет лиловый медЭтой терпкой сласти,И кривит иссохший рот:Судорога счастья.
ИНСТРУМЕНТ[30]
До чего же примитивенИнструмент нехитрый наш:Десть бумаги в десять гривен,Торопливый карандаш —
Вот и все, что людям нужно,Чтобы выстроить любойЗамок, истинно воздушный,Над житейскою судьбой.
Все, что Данту было надоДля постройки тех ворот,Что ведут к воронке ада,Упирающейся в лед.
* * *
Тебя я слышу, слышу, сердце,Твой слабый стук из тайника.И в клетке ребер нету дверцы,Чтоб отомкнуть ключом стиха.
И я прочту в зловещем стуке,В твоих ослабленных толчкахРассказ о той, о смертной мукеВ далеких горных рудниках.
Ты замуровано, как вечник.Все глуше, глуше ты стучишь,Пока под пыткой спазм сердечныхТы навсегда не замолчишь.
У КРЫЛЬЦА[31]
У крыльца к моей бумагеТянут шеи длинныеВопросительные знаки —Головы гусиные.
Буквы приняли за зернаНаши гуси глупые.Та ошибка — не зазорнаИ не так уж грубая.
Я и сам считаю пищей,Что туда накрошено,Что в листок бумаги писчейНеумело брошено.
То, что люди называлиПросто — добрым семенем,Смело сеяли и ждалиУрожай со временем.
* * *
Так вот и хожуНа вершок от смерти.Жизнь свою ношуВ синеньком конверте.
То письмо давно,С осени, готово.В нем всего одноМаленькое слово.
Может, потомуИ не умираю,Что тому письмуАдреса не знаю.
* * *
Шепот звезд в ночи глубокой,Шорох воздуха в морозОткровенно и жестокоДоводил меня до слез.
Я и до сих пор не знаю,Мне и спрашивать нельзя:Тропка узкая лесная —Это стежка иль стезя?
Я тогда лишь только дома,Если возле — ни души,Как в хрустальном буреломе,В хаотической глуши.
* * *
Отчего на этой дачеНе решается задачаИз учебника тайги?
Подгонять ее к ответуУ меня таланта нету.Боже правый, помоги!
Сколько формул, сколько знаков,Каждый знак — не одинаков,Не таков, как был вчера.
вернуться
29
Стихотворение написано в 1954 году в Калининской области. Это стихотворение, входящее в «Колымские тетради», я считаю одним из лучших.
вернуться
30
Стихотворение написано в 1954 году в Калининской области. Входит в «Колымские тетради». Одно из самых любимых моих стихотворений. Думается, мне удалось придать новое значение этой старой теме — такой же старой, как сама поэзия.
вернуться
31
Написано в поселке Туркмен в 1954 году, прямо «на плейере». Все происшедшее тут же описывалось, и следовал философский вывод. Одно из моих самых любимых стихотворений.