ЖАР-ПТИЦА[42]
Ты — витанье в небе черном,Бормотанье по ночам.Ты — соперничество горнымРазговорчивым ключам.
Ты — полет стрелы каленой,Откровенной сказки дарИ внезапно заземленныйОслепительный удар,
Чтоб в его мгновенном светеОткрывались те черты,Что держала жизнь в секретеПод прикрытьем темноты.
* * *[43]
На этой горной высотеЕще остались камни те,Где ветер высек имена,Где ветер выбил письмена,Которые прочел бы Бог,Когда б читать умел и мог.
СЕЛЬСКИЕ КАРТИНКИ
Синеглазенький ребенок,Позабытый на скамье,Невзначай упал спросонокПрямо на спину свинье.
Но свинья посторонилась,Отодвинулась быстрейИ не очень удивилась,Зная здешних матерей.
Но, конечно, завизжалаИ на помощь позвала:И она детей рожала,Тоже матерью была.
Ей ребенка было жалко,И поэтому сейчасПо свинье гуляет палкаБлагодарности от нас.
Все судачат с важным видом,И разносится окрест:Если Бог тебя не выдаст,То свинья тебя не съест.
* * *
О, если б я в жизни был только туристом,Разреженный воздух горыВдыхал бы, считая себя альпинистом,Участником некой игры.
Но воздух усталое сердце ломает,Гоня из предсердий последнюю кровь.И мир, что меня хорошо понимает,Щетинится, злобится вновь.
И горы, и лес сговорились заочноДо смерти, до гроба меня довести.И малое счастье, как сердце, непрочно,И близок конец пути…
* * *
Ты душу вывернешь до дна,До помраченья света.И сдачу даст тебе лунаЛатунною монетой.
Увы, не каждому рабу,Не дожидаясь гроба,Дано испытывать судьбу —А мы такие оба.
* * *
И мне, конечно, не найтиПургой завеянные тропы,Пургой закопанные трупы,Потерянные пути…
* * *
Верьте, смерть не так жестокаОт руки пурги.Остановка кровотока —Это пустяки…
* * *
Два журнальных мудрецаЖарким спором озабочены:У героя нет лица,Как же дать ему пощечину?
* * *
По долинам, по распадкамПишут письма куропатки.Клинописный этот шрифтРазобрал бы только Свифт.
* * *
Всю ночь мои портретыРисует мне река,Когда луна при этомДоверчиво близка.
Река способна литьсяБез славы и следа,Диплома живописцаНе зная никогда.
Расстегнут ворот шуба,Надетой кое-как.Мои кривятся губы,Рассыпался табак.
Я нынче льда бледнееВ привычном забытьи.И звезды мне роднее,Чем близкие мои.
Какой небесной глубьюЯ нынче завладел.И где же самолюбьюИ место и предел?
Оно в куски разбито,Топталось неспроста.Мучительного бытаЖелезная пята.
Из склеенных кусочков,Оно — как жизнь моя —В любой неловкой строчке,Какую вывел я.
Житейские волненья,И приступы тоски,И птичьи песнопенья,Сцепленные в стихи,
Где рифмы-шестеренкиТакой вращают вал,Что с солнцем вперегонкиКружиться заставлял.
Тяжелое вращеньеБолот, морей и скал,Земли, — чьего прощеньяЯ вовсе не искал,
Когда, опережаяМои мечты и сны,Вся жизнь, как жизнь чужая,Видна со стороны.
Брожу, и нет границыМоей ночной земли.На ней ни я, ни птицыПокоя не нашли.
Любой летящий рябчикПриятней мне иныхПисателей и стряпчих,И страшно молвить — книг.
И я своим занятьемНавеки соблазнен:Не вырасту из платьяРебяческих времен.
И только в этом дело,В бессонном этом сне,Другого нет удела,И нет покоя мне.
Каким считать недугомПривычный этот бред?Блистательным испугом,Известным с детских лет.
вернуться
43
Эти шесть строк написаны в Туркмене Калининской области в 1956 году. Входят в «Колымские тетради».