Когда б успела и моглаСказать, как много было зла,И если бы ночная мглаК нам снисходительна была.
Но, начиная холодеть,Глухая ночь уходит прочь,Как бы желая мне помочь,Помочь получше разглядеть
Зрачки бездонные твоиИ слез едва заметный след.И во все горло соловьиКричат, что начался рассвет.
* * *
Слабеет дождь, светлеет день,Бессильны гроз угрозы.Промокший до костей оленьНе изменяет позы.
И мы поймем, шагнув в поля,На острова и поймы,Как независима земляИ как она покойна.
* * *
Я сказанье нашей эрыДля потомков сберегу.Долотом скребу в пещереНа скалистом берегу.
Тяжело, должно быть, бремяГероических баллад,Залетевших в наше время,Время болей и утрат.
На заброшенных гробницахВысекаю письмена,Запишу на память птицамДаты, сроки, имена.
Мне подсказывают чайки,Куропатки голосят,Две сибирских белых лайки,Трое синеньких лисят.
И, моргая красным глазом,Над плечом сопит сова.Умиляется рассказу,Разобрав мои слова.
* * *
Наклонись к листу березыИ тайком прочти,Что на нем чертили грозыПо пути.
Ветры яростно трепали,Пачкая в пыли.Листьям завтра быть в опалеУ земли.
Завтра снег просеют в сито.И осколки льдаЛягут зеркалом разбитымУ пруда.
О какой жалею доле?Чья это рукаСжала горло мне до боли,Как тоска?
* * *
С моей тоской, сугубо личной,Ищу напрасно у резца,У мастерства поры античнойДля подражанья образца.
Античность — это только схема,Сто тысяч раз одно и то ж.И не вместит больную темуЕе безжизненный чертеж.
И не живет в ее канонахЗемная смертная тоска,И даже скорбь ЛаокоонаЛенива и неглубока.
Архитектуры украшенье,Деталь дорических колонн —Людских надежд, людских крушенийЧуждающийся Аполлон.
Лишь достоверностью страданьяВ красноречивой немотеСпособно быть живым преданьеИ путь указывать мечте.
* * *
Слабеют краски и тона,Слабеет стих.И жизнь, что прожита до дна,Видна, как миг.
И некогда цветить узор,Держать размер,Ведь старой проповеди с горВелик пример.
* * *
Мы дорожим с тобою тайнами,В одно собранье их поставяС такими сагами и дайнами,Которых мы забыть не вправе.
Ведь мне с годами это тождествоДо умопомраченья ясно.Казалось, нам дождаться дождикаИ все в слезах его погаснет.
Но нет, оно — пожара заревоНад нашей жизнью запылавшей,Пока еще не разбазарено,Затоптано, как лист опавший.
* * *
Вдыхаю каждой порой кожиВ лесной тиши предгрозовойВсе, что сейчас назвать не можетНикто — ни мертвый, ни живой.
И то, что так недостижимо,Что не удержано в руке,Подчас проходит рядом, мимо,Зеленой зыбью на реке.
Мир сам себе — талант и гений,Ведущий нас на поводу,И ритма тех его смятенийНам не дано иметь в виду.
Ведь это все — одни отписки:Баркасы, льдины, облака, —Все то, что без большого рискаБросает нам его рука.
* * *
Я жизни маленькая веха,Метелка, всаженная в снег,Я голос, потерявший эхоВ метельный, леденящий век.
С горластым бытом в перепалке,Мне не случалось никогдаЗубрить природу по шпаргалке —И в этом вся моя беда.
Меня мороз дирал по коже,И потому в своей судьбеЯ все придирчивей и строжеИ к нашим близким, и к себе…
* * *
Где жизнь? Хоть шелестом листаПроговорилась бы она.Но за спиною — пустота,Но за спиною — тишина.
И страшно мне шагнуть вперед,Шагнуть, как в яму, в черный лес,Где память за руку беретИ — нет небес.