Карманы моей шубыНабиты молоком,Полны вчерашним супом —Мороженым пайком.
Скользи, оленья нарта,Морозной тьмой,Бурлящей ночью марта,Домой, домой, домой…
* * *[5]
Все те же снега Аввакумова века.Все та же раскольничья злая тайга,Где днем и с огнем не найдешь человека,Не то чтобы друга, а даже врага.
* * *
Спектральные цветаСверкают в лунном нимбе,Земная красотаНа небеса проникла.
Ее поднял мороз,Тянущий к небу дымыОт труб печных до звездНочных неудержимо.
И на седых кустах,Недвижных точно в склепе,Морозный тот хрустальБлестит великолепьем.
Зубчатый синий лед —Модель речного плеска,Его пурга мететИ ватой трет до блеска.
Лег иней на камнях,Еще тепло хранящих,Забыв о летних дняхСреди воды бурлящей.
Мы тоже, как они,В серебряной одежде.В лесу мы видим сны,А не в лесу, так где же?
ШКОЛА В БАРАГОНЕ[6]
Из лиственниц жестких и голых,Блистательных мерзлых кустовВыходим к бревенчатой школеОкошками на восток.
Внутри — застекленные двери,Уроков идет тишина.Слышны лишь скрипящие перья,И тишина слышна.
Мы сядем за школьную парту,Тетрадки ребят развернем,Вот это, наверное, — нарта,А это — высотный дом.
Дома городские рисуют,Масштабы по-детски дают,И даже у самых разумныхЗаметно влияние юрт.
Они уточняют задачу,На конус строенья свели.Жилье — это юрта, значит,Да здравствует реализм!
И дверь этой стройки высотнойДо крыши, как в юрте, дошла.Художник, взволнованный, потный,Лежит поперек стола.
Так мы рисовали когда-тоТаинственный эвкалипт,С детьми капитана ГрантаВходили в морской залив…
Вертится новешенький глобус,Пробирки в штативе блестят…Ребята, глядящие в оба,Учительница ребят…
Классный журнал для отметок,Бумаги целая десть…Школа как школа. И в этомСамое чудо и есть.
* * *
Не гляди, что слишком рано,Все равно нам спать пора.Завели басы буранаИ метели тенора.
От симфоний этих снежных,Просвистевших уши мне,Никогда не буду нежным,Не доверюсь тишине.
* * *
Визг и шелест ближе, ближе.Завивается снежок.Это к нам идет на лыжахСнеговой якутский бог.
Добрый вечер, бог метели,Ты опять, как в прошлый раз,Нас запрешь на две недели,От лихих укроешь глаз.
Хлопья снега птичьей стаейЗа тобою вслед летятВизг метели нарастает,И густеет снегопад.
ЕДУ
Олений мех как будто мохНабросан на зверей.Такие шкуры кто бы могПоставить у дверей.
Запрячь их в легкий экипаж —Нельзя уж легче быть,Легко и ехать, и упасть,И прямо к ангелам попасть —Хранителям судьбы.
Куда спокойней самолет,Брезентовый биплан.С него не грохнешься на лед,Пока пилот не пьян.
Каюр, привязывай меня!Лечу! Мне все равноПогибнуть где-нибудь в камняхПредсказано давно.
* * *
Где же детское, пережитое,Вываренное в щелоках.То, чего теперь я не достоин,По уши увязший в пустяках.
Матери моей благословенье.Невеселые прощальные словаПамять принесла как дуновенье,Как дыханье — будто ты жива…
* * *
Я тебе — любой прохожей,Женщина, — махну рукой,Только было бы похоже,Что знакома ты с тоской.
Ты поймешь меня с намекаИ заплачешь о своем,О схороненном глубоко,Неожиданно родном.
Только так, а не иначе,А иначе закричу.В горле судороги плача;Целоваться не хочу.
* * *
Я сплю в постелях мертвецовИ вижу сны, как в детстве.Не все ль равно, в конце концов,В каком мне жить соседстве.
вернуться
5
Написано в 1950 году на ключе Дусканья. Снег, камень — вот самое первое, что стремишься удержать в памяти на Дальнем Севере.
вернуться
6
Написано в 1959 году близ Оймякона. Это — описание якутской Томторской, Барагонской школы самое точное. Описание вблизи, рядом, «сиюминутное» описание.