И новый выточила меч,И возвратила гнев и речь.
И, прислонясь к ее стволу,Я поглядел смелей во мглу.
И лес, не видевший чудес,Поверил в то, что я — воскрес.
Теперь ношу ее цветаВ раскраске шарфа и щита:
Сияют ясной простотойЗеленый, серый, золотой.
Я полным голосом пою,Пою красавицу свою,
Пою ее на всю страну,Обыкновенную сосну.
* * *[68]
Замшелого камня на свежем изломеСверкнувшая вдруг белизна…Пылает заката сухая солома,Ручей откровенен до дна.
И дыбятся горы, и кажется страннымЖурчанье подземных ключейИ то, что не все здесь живет безымянным,Что имя имеет ручей.
Что он занесен на столичные карты,Что кто-то пораньше, чем я,Склонялся здесь в авторском неком азартеНад черным узором ручья.
И что узловатые, желтые горыСлезили глаза и ему,И с ними он вел, как и я, разговорыПро горную Колыму.
* * *
Хочу я света и покоя,Я сам не знаю, почемуГудки так судорожно воютИ разрезают полутьму.
Как будто, чтобы резать тучи,Кроить на части облака,Нет силы более могучей,Чем сила хриплого гудка.
И я спешу, и лезу в люди,Косноязыча второпях,Твержу, что нынче дня не будет,Что дело вовсе не в гудках…
* * *
Ты не срисовывай картинок,Деталей и так далее.Ведь эта битва — поединок,А вовсе не баталия.
И ты не часть чужого плана,Большой войны таинственной.Пусть заурядного романаТы сам герой единственный.
Ты не останешься в ответеЗа все те ухищрения,С какими легче жить на свете,Да, легче, без сомнения…
* * *
Да, он оглох от громких споровС людьми и выбежал сюда,Чтобы от этих разговоровНе оставалось и следа.
И роща кинулась навстречу,Сквозь синий вечер напролом,И ветви бросила на плечи,Напоминая о былом.
И судьбы встали слишком близкоДруг к другу, время хороня,И было слишком много рискаВ употреблении огня.
* * *
Воображенье — вооруженье,И жить нам кажется легко,Когда скала придет в движеньеИ уберется далеко.
И у цветов найдется запах,И птицы песни запоют,И мимо нас на задних лапахМедведи медные пройдут.
* * *
Нам время наше грозамНапрасно угрожало,Душило нас морозамиИ в погребе держало.
Дождливо было, холодно,И вдруг — такое лето, —Хоть оба мы — немолодыИ песня наша спета.
Что пелась за тюремнымиЗатворами-замками,Бессильными и гневнымиУпрямыми стихами,
Что творчества изустногоБыла былиной новой,Невольничьего, грустного,Закованного слова.
И песни этой искренность,Пропетой полным голосом,Серебряными искрамиПронизывает волосы…
* * *
Не только актом дарственнымРасщедрившейся сказкиТы проступаешь явственно,Как кровь через повязку.
И боль суровой кароюОпять ко мне вернулась,Затем, что рана стараяЕще не затянулась.
Пока еще мы молодыДушою и годами,Мы лечим раны холодом,Метелями и льдами.
Но, видно, в годы зрелыеНе будет облегченьяОт слишком устарелогоТаежного леченья.
И смело ночью звездною,Развеяв все туманы,Мы лечим эту грозную,Мучительную рану
Повязкой безыскусственной,Пропитанной простою,Горячей и сочувственнойДушевной теплотою.
* * *
Мы имя важное скрываем,Чужою кличкою зовемТу, что мы лучше жизни знаем,Чью песню с юности поем.
И от неназванного словаОстрее грусть, больнее боль,Когда мы явственно готовыЗаветный выкрикнуть пароль.
Что за подпольщина такая?Зачем уклончивее взорУ наступающего мая,Вступающего в заговор?