Любой мертвец меня умней,Серьезней и беспечней.И даже, кажется, честней,Но только не сердечней.
* * *
Погляди, городская колдунья,Что придумала нынче луна.Георгинов, тюльпанов, петунийНезнакомые, злые тона.
Изменился не цвет, не рисунок,Изменилась душа у цветов.Напоил ее тлеющий сумракЯдовитою росной водой.
Ты стряхни эту грусть, эту горесть,Утешенья цветам нашепчи.В пыль стряхни этот яд, эту хворость,Каблуками ее затопчи.
* * *
Чем ты мучишь? Чем пугаешь?Как ты смеешь предо мнойХохотать, почти нагая,Озаренная луной?
Ты, как правда, — в обнаженьеОстанавливаешь кровь.Мне мучительны движеньяИ мучительна любовь…
* * *
В закрытой выработке, в шахте,Горю остатками угля.Здесь смертный дух, здесь смертью пахнетИ задыхается земля.
Последние истлеют крепи,И рухнет небо мертвеца,И, рассыпаясь в пыль и пепел,Я домечтаю до конца.
Я быть хочу тебя моложе.Пока еще могу дышать.Моя шагреневая кожа —Моя усталая душа.
* * *
Басовый ключ.Гитарный строй.Григорьева отрава.И я григорьевской струнойВладеть имею право.
И я могу сыграть, как он,С цыганским перебором.И выдать стон за струнный звонС веселым разговором.
На ощупь нота найденаДрожащими руками.И тонко тренькает струна,Зажатая колками.
И хриплый аккомпанементРасстроенной гитарыВдруг остановит на моментСердечные удары.
И я, что вызвался играть,Живу одной заботой —Чтоб как-нибудь не потерятьНайденной верной ноты.
* * *
Я отступал из городов,Из деревень и сел,Средь горных выгнутых хребтовПокоя не нашел.
Здесь ястреб кружит надо мной,Как будто я — мертвец,Мне места будто под лунойНе стало наконец.
И повеленье ястребовНе удивит меня,Я столько видел здесь гробов,Закопанных в камнях.
Тот, кто проходит Дантов ад,Тот помнит хорошо,Как трудно выбраться назад,Кто раз туда вошел.
Сквозь этот горный лабиринтВ закатном свете дняПротянет Ариадна нитьИ выведет меня
К родным могилам, в сад весны,На теплый чернозем,Куда миражи, грезы, сныМы оба принесем.
ВОЛШЕБНАЯ АПТЕКА
Блестят стеклянные шарыСеребряной латынью,Что сохранилась от поры,Какой уж нет в помине.
И сумасбродный старичок,Почти умалишенный,Откинул ласково крючокДверей для приглашенных.
Он сердце вытащил свое,Рукой раздвинул ребра,Цедит целебное питьеЖестоким и недобрым.
Там литер — черный порошокВ пробирках и ретортах,С родной мечтательной душойНапополам растертый.
Вот это темное питье —Состав от ностальгии.Учили, как лечить ее,Овидий и Вергилий.
А сколько протянулось рукЗа тем волшебным средством,Что вопреки суду наукНас возвращает в детство.
Аптекарь древний, подбери,Такие дай пилюли,Чтоб декабри и январиПеревернуть в июли.
И чтобы, как чума, дотлаЗараза раболепстваЗдесь уничтожена былаСтаринным книжным средством.
И чтоб не видел белый светБацилл липучей лести,И чтоб свели следы на нетЖестокости и мести…
Толпа народа у дверей,Толпа в самой аптеке,И среди тысячи людейНе видно человека,
Кому бы не было нуждыДо разноцветных банок,Что, молча выстроясь в ряды,Играют роль приманок.
РОНСЕВАЛЬ
Когда-то пленен я был сразуСредь выдумок, бредней и вракТрагическим гордым рассказомО рыцарской смерти в горах.
И звуки Роландова рогаВ недетской, ночной тишинеСквозь лес показали дорогуИ Карлу, и, может быть, мне.