И гений завистливым взглядомСледит за мазней маляра —Дешевым весенним обрядомЛюбого земного двора.
Глаза он потупит стыдливо,И примет задумчивый вид,И хочет назвать примитивом,И совесть ему не велит.
И видно по силе тревожнойВполне безыскусственных чар,Какой он великий художник —Неграмотный этот маляр.
1957
ШЕСТЬ ЧАСОВ УТРА
Мне кажется: овес примятРуками длинной тениОт разломавшей палисадРазросшейся сирени.
Я выверить хочу часыПо розовому светуТяжелой радужной росыНа листьях бересклета,
По задымившейся землеВ обочинах овражин,По светоносной легкой мгле,Приподнятой на сажень.
Я выверить хочу часыПо яростному свистуОтбитой заново косыВ осоке серебристой,
По хриплой брани пастуха,Продрогшего в тумане,По клокотанию стихаВ трепещущей гортани.
1957
МОСКОВСКИЕ ЛИПЫ[117]
Вспотело светило дневное,И нефтью пропахли дворы,И город качается в зное,Лиловый от банной жары.
И бьется у каждого домаМетельный летающий пух,Блистающий и невесомый,Неуловимый на слух.
Он химикам лезет в пробирки,И снегом заносит цеха,И виснет под куполом цирка,И липнет на строки стиха.
Как бабочек туча, как птицыКаких-то неведомых стран,Летит над асфальтом столицыБесшумный горячий туман.
И в запах бензина и пота,В дурманы углекислоты,В испарину жаркой работыВрывается запах мечты.
Не каждый ли в городе встречныйВдыхает его глубоко,И это не запах аптечный,И дышится людям легко.
Он им удлиняет прогулки,Он водит их взад и впередНочами в пустом переулкеИ за сердце чем-то берет.
Им головы кружит веселыйМедовый его аромат,И кажется — люди, как пчелы,На темном бульваре жужжат.
Как будто слетелись за медом,Чтоб в соты домов унестиХоть капельку летней природы,Попавшейся им на пути.
1957
ЗИМА[118]
Все — заново! Все — заново!Густой морозный парОберткой целлофановойОкутал наш бульвар.
Стоят в мохнатом инееКосматые мосты,И белой паутиноюОкутаны кусты.
Покрыто пылью звездноюСтекло избы любой,Гравюрами морозными,Редчайшею резьбой.
Деревья, что наряженыВ блестящую фольгу,Торчат из черной скважиныНа новеньком снегу.
И каждому прохожему,И вам, и даже мнеПробить тропу положеноПо снежной целине.
И льдины, точно лилии,Застыли на воде,И звезды в изобилии,Какого нет нигде.
1957
* * *[119]
Птица спит, и птице снитсяДальний, дальний перелет,И темница, и светлица,И холодный лед.
И зарницы-озорницыПробегают взад-вперед,Будто перьями жар-птицыУстилают небосвод.
Быстро гаснут эти перья —И чернеет сразу мрак,Знаю, знаю, что доверьеВ русской сказке — не пустяк.
1957
ПРИТЧА О ВПИСАННОМ КРУГЕ
Я двигаюсь нынче по дугам,Я сделался вписанным кругом.
Давно я утратил невольноСвой облик прямоугольный.
И мне самому непонятно,Что был я когда-то квадратным.
Я сыздетства был угловатым,Во всем и за всех виноватым.
Углы мои — с детства прямые —Я нес на дороги живые.
Мне было известно заране:О камень стираются грани.
Скривился отчетливый угол,И линия сделалась кругом,
Чтоб легче по жизни катиться,А главное — не ушибиться.
Искавший ответа у молний,Я стал осторожно безмолвным.
Всего я касался лишь краемИ стал чересчур обтекаем
В сравнении с бывшим собратом,С другим неуклюжим квадратом.
Легко пифагорово времяРешило мою теорему.
Решило и доказало,Со мной не стесняясь нимало.
вернуться
118
Написано в 1957 году в Москве. Чуть-чуть не было исключено из «Огнива» из-за последней строфы, ради которой и написано все стихотворение.