Модели начерчены вьюгой,Полярным магическим кругом:
Былого квадрата ненужностьЛегко превратилась в окружность.
1957
Стекло обледенело,Блестит резная запись,В ночной метели белойСкитается анапест.
Летят снежинки-строфы,Где ямбы и хореи,Как блестки катастрофыРазгрома в эмпирее.
Их четкое строеньеЕще с времен Гомера —Точь-в-точь стихотвореньеСтаринного размера,
Един закон сцепленья,Симметрии вселенной,Сложенья и деленьяИ четкости отменной.
Снег падает устало,Снежинки давят плечи,Стихи — это кристаллы,Кристаллы нашей речи.
1958
Не гусиным — лебединымНапишу письмо пером,Пусть бежит к тебе по льдинамВ половодье напролом.
Напишу — и брошу в водуЛебединое перо —По ночному ледоходуЗасияет серебро.
И в такую холодинуРазобрать не сможешь ты,Лебедь это или льдинаПриплывет из темноты.
Приплывет перо на скалы,Ледяное как звезда,Никогда ты не слыхалаЛебединой песни льда.
Никогда ты не слыхалаЛебединой песни льда,В час, когда ночные скалыБьет весенняя вода.
1958
Вот солнце в лесной глухоманиТечет в ледяное окно.И кажется — сыплют в туманеС небес золотое пшено.
В лесу, возле каждой тропинки,На жестком и рыхлом снегуРассыпаны эти крупинки,И я их собрать не могу.
1958
Тропа узка? Не спорю.Извилиста? ЗатоОна выходит к морю,На горное плато.
Натыканы цветочкиНездешней красотыВ пружинящие кочки,В железные кусты.
Чрезмерно сыровата,По мнению людей,Набухла мокрой ватойОт слез или дождей.
Чего уж старомоднейОдежда ей дана,Листвою прошлогоднейЗасыпана она.
И хвои толстым слоемЗаглушены шаги,И дышит все покоем,Распадками тайги.
Вся выстланная мхами,Безмолвие храня,Тропа живет стихамиСо мной и для меня.
1958
Взад-вперед между кручамиХодит ветер колючий,Раздвигая летучиеТемно-желтые тучи.
А над ними высокоеНебо львиного цвета,Гром, по-волжскому окая,Пробирается где-то.
Знаки молнии розовой,Как связиста петлицы,Небо, полное грозами,Хочет ливнем пролиться.
1958
Голый лес насквозь просвеченСветом цвета янтаря,Искалечен, изувеченЖестким солнцем января.
Там деревьям надо витьсяИ на каменном полуПодниматься и ложиться,Изгибаться вслед теплу.
Он рукой ломает слезы,А лицо — в рубцах тайги,В пятнах от туберкулеза,Недосыпа и цинги.
Он — Колумб, но не на юге,Магеллан — без теплых стран.Путь ему заносит вьюгаИ слепит цветной туман.
Он весной достигнет целиИ наступит на хребтыВ дни, когда молчат метелиИ когда кричат цветы.
Он слабеет постепенно,Побеждая боль и страх,И комок кровавой пеныПузырится на губах.
И, к нему склоняясь низко,Ждет последних слов жена.Что здесь далеко и близкоНе поймет сейчас она.
То прощанье — завещанье,Завещанье и приказ,Клятвенное обещанье,Обещанье в сей же час.
Продолжать его деянья —Карты, подвиг, дневники,Перевалам дать названьяИ притокам злой реки.
Ключ к природе не потерян,Не напрасен гордый труд,И рукой жены домеренГероический маршрут.
Он достойно похороненНа пустынном берегу.Он лежит со славой вровень,Побеждающий тайгу.
Он, поляк, он, царский ссыльный,В платье, вытертом до дыр,Изможденный и бессильный,Открывает новый мир,
Где болотные просторыОкружил багровый мох,Где конические горыВулканических эпох.
вернутьсяНаписано в 1958 году в Москве. Стихотворение — пример исследования с помощью моей системы, с включением правил стихосложения в их классической форме Это стихотворение могло бы быть более четким, более убедительным, если бы заменить две первых строки последней строфы, как и предлагал мой редактор. Но оказалось, что этого почему-то сделать нельзя, и я пожертвовал логикой и законченностью. Эта логика и законченность есть в моих вариантах.
вернутьсяСтихотворение написано в 1958 году в Москве.
вернутьсяНаписано в 1958 году в Москве. Принадлежит к «постколымским» стихам и к «постколымским» настроениям.
вернутьсяНаписано в 1958 году в Москве. Первые две строфы и последняя — строфы старого стихотворения. Только надо «багровый», а не «пурпурный» по звуковым соображениям. Одно из «постколымских» стихотворений, долг Черскому, на могиле которого я бывал (проезжая мимо).