Он, растворенный в желатинеИ превращенный в динамит,В далекой золотой долине,Взрывая скалы, загремит.
И содрогнулся шнур бикфордов,Сработал капсюля запал,И он разламывает твердый,Несокрушимый минерал.
Сердечной боли он — причина,И он один лекарство мне —Так разъяснила медицинаВ холодной горной стороне.
1959
* * *
Он тащит солнце на плечеДорогой пыльной.И пыль качается в лучеБессильно.
И, вытирая потный лоб,Дойдя до дома,Он сбросит солнце, точно снопСоломы.
(Конец 1950-х)
* * *
Мятый плюш, томленый бархатДогорающей листвы,Воронье устало каркатьНа окраине Москвы.
В океане новостройкиУтопает старый дом,Он еще держался стойко,Битый градом и дождем.
И, заткнув сиренью уши,Потеряв ушной протез,Слышит дом все хуже, хужеИ не ждет уже чудес.
1959
НА ПАМЯТЬ
Как лихорадки жар сухой,Судьба еще жива,Ночной горячечной строкойБегут мои слова.
И, может быть, дойдет до васЕе глухой размер,Как пульс, прерывистый рассказ,Химера из химер.
1959
ЮГО-ЗАПАД[150]
Подъемный кран, как самоходка,На гусеничном ходуПо окнам бьет прямой наводкойИ тихо кружится на льду.
Вполне военная картина,Когда прожекторным огнем.Как в штурмовую ночь Берлина,Подсвечивают каждый дом.
Но этот бой — не разрушенье,Не взрыв, а рост — и вширь и вверх,Победоносное сраженье,Где автогена фейерверк,
Где торопливое дыханьеГрузовиков и тягачейИ газосварки полыханьеСредь обесцвеченных ночей.
Где кислородные баллоныНужны как воздух для людей,Крепящих арки и балконыСквозь хаос новых площадей.
Здесь каждый дом — как в магазине:Новехонький со всех сторон,И автошин шуршит резина,И пахнет пихтою гудрон.
1959
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Слякоть нынче схвачена морозом,Как створоженное молоко.Снег подобен падающим звездам,И дышать по-зимнему легко.
Каждый звук отчетливый и громкий,Слишком звонкий нынче на пруду.Воробей на заберега кромкеОступается на скользком льду.
Первые снежинки еле-елеВсе же долетают до земли.Завтрашние белые метелиК нам еще добраться не могли.
1959
* * *[151]
Золотой, пурпурный и лиловый,Серый, синий свет,Вот оно, кощунственное слово,И спасенья нет.
Вот она — в кровавых клочьях дыма,В ядовитой мгле.Будущая ХиросимаВстала на земле.
Как глазурь — зеленый крик ожога,Сплавленный в стекло.Вот она, зловещая дорога,Мировое зло.
Девушке слепой огонь пожараОбжигает взор.…О судьбе всего земного шараНачат разговор.
1959
* * *[152]
Да, рукопись моя невелика, —Родник, а не ручей и не река.Подземный ключ не сдвинет валунов,Не потрясет береговых основ.
И может течь, а может и не течьНегромкая, прерывистая речь…Но, впрочем, строчки — это не вода,А глубоко залегшая руда.
Любой любитель, тайный рудовед,По этой книжке мой отыщет след,Нащупает под ржавым плитнякомСтарательным старательским скребком.
1959
* * *[153]
Не спеши увеличить запасЗанесенных в тетрадь впечатлений,Не лови ускользающих фразИ пустых не веди наблюдений.
Не ищи, по следам не ходи,Занимайся любою работой, —Сердце сразу забьется в груди,Если встретится важное что-то.
Наша память способна самаПривести в безупречный порядок,Все доставить тебе для письма,Положить на страницы тетрадок.
Не смутись, — может быть, через годПригодится такая обнова —Вдруг раскроется дверь и войдетДолгожданное важное слово.
вернуться
152
Стихи написаны в 1959 году в Москве и назывались «Представление рукописи». Печатается по истинному тексту этою важною для меня стихотворения.
вернуться
153
Это — одна из моих формул искусства. Я прочел «Дневник Дюгара» (Мартен дю Гар Роже. — И. Сиропинская.) и поразился его подходу к своей работе. Сбор материала — это отнюдь не писательский подход к делу. Не один Дюгар так делает, к сожалению.
«Записные книжки» Блока и его дневники — это другой жанр, чем сбор материала к роману, повести, рассказу. «Записные книжки» Блока не могут мешать поэту работать над стихами. Стихотворение написано в 1960 г.