И я поступил не случайно,Скрывая людские грехи,Фигурами умолчаньяМои переполнив стихи.
Достаточно ясен для мудрыхЛирический зимний рассказО тех перламутровых утрах,О снеге без всяких прикрас.
Но память моя в исступленье,Но память вольна и сильна,Способна спасти от забвеньяСокровища с самого дна.
1965
Не линия и не рисунок,А только цветРасскажет про лиловый сумрак,Вечерний свет.
И вот художника картиныСо стен квартирЗвучали как пароль единыйНа целый мир.
И слепок каменной химерыДрожал в руке,Чтоб утвердился камень верыВ моей строке.
1965
Закон это иль ересь,Ненужная морям,Лососей ход на нерестСредь океанских ям.
Плывут без карт и лоцийИ по морскому днуПолзут, чтоб поборотьсяЗа право быть в плену.
И в тесное ущельеВорваться, чтоб сгореть —С единственною целью:Цвести — и умереть.
Плывут не на забаву,Плывут не на игру,Они имеют правоВ ручье метать икру.
И оплодотвореньяНемой великий мигВойдет в стихотворенье,Как боль, как стон и крик.
У нерестилищ рыбьих,Стремясь в родной ручей,Плывут, чтобы погибнутьНа родине своей.
И трупы рыб уснувшихВидны в воде ручья —Последний раз блеснувши,Мертвеет чешуя.
Их здесь волна качалаИ утопила здесь,Но высшее началоВ поступках рыбьих есть.
И мимо трупов в руслоПлывут живых рядыНа нерест судеб русских,На зов судьбы — беды.
И люди их не судят —Над чудом нет судей, —Трагедий рыбьих судеб,Неясных для людей.
Кипит в ручье рожденьяЛососей серебро,Как гимн благодаренья,Прославивший добро.
1965
Кета родится в донных стойлахНезамерзающей реки,Зеленых водорослей войлокОкутывает родники.
Дается лососевой рыбеВ свою вернуться колыбель.Здесь все в единстве: жизнь и гибель,Рожденье, брачная постель.
И подвиг жизни — как сраженье:Окончив брачную игру,Кета умрет в изнеможенье,На камень выметав икру.
И не в морской воде, а в преснойЖивотворящий кислородДает дышать на дне чудесноИ судьбы двигает вперед.
1965
Я ищу не героев, а тех,Кто смелее и тверже меня,Кто не ждет ни указок, ни вехНа дорогах туманного дня.
Кто испытан, как я — на разрывКаждой мышцей и нервом своим,Кто не шнур динамитный, а взрыв,По шнуру проползающий дым.
Средь деревьев, людей и зверей,На земле, на пути к небесам,Мне не надо поводырей,Все, что знаю, я знаю сам.
Я мальчишеской пробою сталМерить жизнь и людей — как ножи:Тот уступит, чей мягче металл, —Дай свой нож! Покажи. Подержи.
Не пророков и не вождей,Не служителей бога огня,Я ищу настоящих людей,Кто смелее и тверже меня.
1965
Как гимнаст свое упражнение,Повторяю свой будущий день,Все слова свои, все движения,Прогоняю боязнь и лень.
И готовые к бою мускулыКаждой связки или узлаНаполняются смутной музыкойПоединка добра и зла.
Даже голос не громче шепотаВ этот утренний важный миг,Вывод жизни, крупица опыта.Что почерпнута не из книг.
1965
Я не лекарственные травыВ столе храню,Их трогаю не для забавыСто раз на дню.
Я сохраняю амулетыВ черте Москвы,Народной магии предметы —Клочки травы.
В свой дальний путь, в свой путь недетскийЯ взял в Москву —Как тот царевич половецкий,Емшан-траву, —
Я ветку стланика с собоюПривез сюда,Чтоб управлять своей судьбоюИз царства льда.
вернутьсяСтихотворение написано в 1965 году в Москве об одной из величайших тайн природы. Немалой тайной является иногда и поведение людей.
вернутьсяНаписано в 1965 году. Время от времени возвращаешься в северный мир, вспоминаешь что-то важное, какую-то существенную сторону тогдашней жизни. По своему содержанию, внутреннему тону стихотворение относится к «постколымским», но написано значительно позднее. И тут дело не в т ом, что не подведены итоги, а в том, что остался запас неизрасходованного, и вот этот запас тратится не в той, может быть, форме и тоне, как тратился бы раньше.
Непосредственный толчок к написанию стихотворения «Кета» — покупка в букинистическом магазине книжки о ловле и воспроизведении кеты и лососевых — с их вечной тайной, поражающей до наших дней и науку, и искусство.
вернутьсяНаписано в 1965 году в Москве. Попытка фиксации одной из норм поведения.