Ей обязан я стихами,Их крутыми берегами,
Разверзающейся бездной,Звездной бездной, мукой крестной.
Моя мать была дикарка,Фантазерка и кухарка.
1970
ПРАЧКИ
Девять прачек на том берегуЗамахали беззвучно валками,И понять я никак не могу,Что у прачек случилось с руками.
Девять прачек полощут белье.Состязание света и звукаВ мое детство, в мое бытиеВорвалось как большая наука.
Это я там стоял, ошалевОт внезапной догадки-прозренья,И навек отделил я напевОт заметного миру движенья.
1970
* * *
И мне на плече не сдержатьНемыслимый груз поражений.Как ты, я люблю уезжатьИ не люблю возвращений.
1970
* * *
Три снежинки, три снежинки в вышине —Вот и все, что прикоснулось бы ко мне,
По закону тяжести небесной и земнойМедленно раскачиваясь надо мной,
Если б кончился сегодняшний мой путь,Мог бы я снежинками блеснуть.
1970
* * *
Хранитель языка —Отнюдь не небожитель,И каждая строкаНуждается в защите.
Нуждается в теплеИ в меховой одежде,В некрашеном столеИ пламенной надежде.
Притом добро теплаТепла добра важнее.В борьбе добра и злаНаш аргумент сильнее.
1971
* * *
Острием моей дощечкиЯ писал пред светом печки,Пред единственным светцом,
Я заглаживал ошибкиТой же досточкой негибкой,Но зато тупым концом.
(1971–1973)
* * *
Пусть лежит на столе,Недоступная переводу,Не желая звучать на чужом языке,В холод речи чужой оступаться, как в воду,Чуть не в каждой душевной строке.
Тайны речи твоей пусть никто не раскроет,Мастерство! Колдовство! Волшебство!Пусть героя скорей под горою зароют:Естество превратят в вещество.
Не по признаку эсхатологииВсевозможнейших Страшных Судов —Пусть уходит ручьем по забытой дороге:Как ручей, без речей и цветов.
Пусть изучат узор человеческой ткани,Попадающей под микроскоп,Где дыханье тритон сохраняет векамиСредь глубоких ущелий и троп.
1972
* * *
Как Бетховен, цветными мелкамиНабиваю карман по утрам,Оглушенными бурей стихамиИсповедуюсь истово сам.
И в моей разговорной тетрадиМесто есть для немногих страниц,Там, где чуда поэзии радиЖдут явленья людей, а не птиц.
Я пойму тебя по намеку,По обмолвке на стертой строке,Я твой замысел вижу глубокийПо упорству в дрожащей руке.
Дошепчи, доскажи, мой товарищ,Допиши, что хотел, до концаЧерным углем таежных пожарищПри лучине любого светца.
Чтоб, отбросив гусиные перья,Обнажить свою высшую сутьИ в открытые двери доверьяОсторожно, но твердо шагнуть.
Как Бетховен, цветными мелкамиНабиваю карман по утрам.Раскаленными уголькамиОни светятся по ночам.
1972
* * *
Уступаю дорогу цветам,Что шагают за мной по пятам,
Настигают в любом краю,В преисподней или в раю.
Пусть цветы защищают меняОт превратностей каждого дня.
Как растительный тонкий покров,Состоящий из мхов и цветов,
Как растительный тонкий покров,Я к ответу за землю готов.
И цветов разукрашенный щитМне надежней любых защит
В светлом царстве растений, где я —Тоже чей-то отряд и семья.
На полях у цветов полевыхЗамечанья оставил мой стих.
1972
* * *
Л. Т.
Стихи — это боль и защита от боли,И — если возможно! — игра.Бубенчики пляшут зимой в чистом поле,На кончике пляшут пера.
Стихи — это боль и целительный пластырь,Каким утишается боль,Каким утешает мгновенно лекарство —Его чудодейственна роль.