Начиналась эта нянина история как будто даже весело:
Тут пока все было благополучно: гулял себе зайчик с длинными ушами и куцым круглым хвостиком, белый и мягкий, как тот, который днем лежит на полке в шкафчике с игрушками, а ночью — с Митей в его кроватке.
Гулял зайчик, смотрел на машины, дома и снежинки, может быть, заходил лапками в лужи, может быть, перепадало ему что-нибудь из еды — яблоко или морковка. Игрушечного зайца Митя кормит морковкой. Веселился зайчик, дышал воздухом — и…
— Вдруг, — сказала баба-няня, — охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой.
Митя понятия не имел, что значат слова «стреляет», «умирает», но почему-то понял, что с зайчиком случилась страшная беда, и горько заплакал. И когда баба-няня опять начинала «Раз, два, три», он говорил: «Не-не-не», и даже дрался, чтобы ему больше не рассказывали про эти ужасы. А с игрушечным зайцем стал еще ласковей.
Про все это узнали мама и папа, они обо всем узнавали, и мама спросила:
— Тебе не нравится, что зайчик умирает?
— Да, — сказал Митя.
— А он и не умирает вовсе, — сказала мама. — Баба-няня не так рассказывает. Вот послушай, как было дело:
Вот как надо правильно, — закончила мама.
— Правильно, — сказал Митя, — теперь правильно.
— Конечно, — сказала мама. — Так и только так. А теперь ты сам мне это расскажи.
И Митя рассказал.
И все в его рассказе было правильно, и баба-няня от него научилась рассказывать как надо, и зайчик никогда уже не умирал больше.
У ПРАБАБУШКИ
Одно жалко: что все, даже самое хорошее, когда-нибудь кончается. Вот и дача кончилась, приехали оба дедушки и повезли Митю обратно в город вместе с мамой, папой, няней, игрушками и с ведром соленых грибов.
Дома ждала их бабушка, она очень им обрадовалась, особенно Мите и грибам.
Дедушка сейчас же позвонил по телефону прабабе и сказал ей так:
— Зря ты волновалась, мы уже дома и на именинах твоих будем всей ротой.
Митя обрадовался, услышав слово «именины», он ожидал от этих именин много вкусного и приятного. Весь день он повторял: «абабе», что означало: «к прабабе», а его утешали, что обязательно к ней поедут, только сначала Митя должен пообедать и поспать.
Он все это проделал добросовестно, а потом они нарядились и поехали на трамвае к прабабе.
После долгой разлуки Митя опять увидел ее окно, огоньки в окне и сказал:
— Наш дом.
— Наш, наш! — сказал дедушка и, показав пальцем вверх, спросил: — А звездочки ты видишь?
Митя посмотрел вверх и там тоже увидел маленькие огоньки. Он догадался, что это и есть звездочки, и ответил:
— Да.
— Там тоже наш дом, — сказал дедушка. — Везде, везде наш дом. Ну, пошли пирог есть. — И они все вошли в лифт.
В передней уже было тесно от пальто и шапок, и из комнаты были слышны голоса. Прабаба сидела в кресле нарядная, и посреди комнаты на длинном столе горело много свечек и стояли блюда с какой-то едой. Митя стал на цыпочки и заглянул, что там есть. Настя в розовом платьице подбежала к нему и заглянула тоже. Митя взял с тарелки кусок колбасы и дал ей.
Потом прабаба, как всегда, целовала им ручки и каждую ямочку на ручках отдельно. А они ей подарили цветы.
— Как выросли, милые вы мои, — говорила прабаба и почему-то плакала. И Настя у нее спросила:
— Ты видишь мое новое платье?
— Вижу, вижу, — сказала прабаба, — а вы были у дедушки?
В ее квартире, за одной из дверей, есть еще один дедушка. Митя и Настя побежали к нему. Митя открыл его шкаф и увидел много интересного. Дедушка подарил Мите сахар, завернутый в бумагу. Митя сказал:
— Еще, — и дедушка дал еще, а Митя позвал:
— Настя! — и когда она прибежала на его зов, он подарил ей сахар.
— Что это вы едите? — спросила прабаба, когда они к ней вернулись. Папа посмотрел и сказал:
— Это сахар, какой дают в ресторанах и поездах. Должно быть, дед вывез из какого-нибудь путешествия.
Митя вспомнил, как много разных вещей у дедушки в шкафу и решил побывать у него еще раз. Он показал дедушке на проигрыватель и пластинки, давая понять, что хочет музыки. Дедушка понял и завел ему музыку. Митя полизал кучку пластинок, лежавшую на столике. Это было не особенно вкусно, но очень необычайно, и Митя позвал опять:
— Настя! — Он любил делиться с другими всем, что имел.
Настя прибежала на его голос и тоже немножко полизала пластинки. Но ей, должно быть, они совсем не понравились, она поскорей стала заедать их колбасой.
— Где вы с Митей пропадали? — спросила у нее прабаба, увидев ее опять. — Нам без вас скучно.
И Митя с Настей стали бегать и танцевать, и танцевали до тех пор, пока их мамы не сказали, что пора по домам.
В ту ночь Митя совсем не спал. Только он начинал дремать, как видел Настю с ее черными глазками и с торчащим из зубов сахаром. Ему хотелось бегать с нею, и он громко звал:
— Настя! — и тянулся к ее розовому платьицу, но она убегала от него.
ПЛОХОЙ ГОГА
Митя — хороший, это всем известно. Мама, папа, бабушки, дедушки, баба-няня, прабаба — тоже хорошие. Очень хорошим был Сашка. Но вот появился нехороший человек, совсем даже плохой — мальчик Гога.
Этого мальчика придумал дедушка. Почти каждый день он рассказывает хорошему Мите про плохого Гогу.
Этот Гога всего боится.
Этот Гога не хочет одеваться.
Он вечно плачет, так что всем на него противно смотреть.
Он вырвал лист из дедушкиной книги.
Он лезет в кошачью миску и в мусорное ведро.
Он дергает кошек за хвосты и за уши.
Хороший Митя ничего подобного не делает.
Если какая-нибудь игрушка оказывается сломанной, это дело рук плохого Гоги.
Когда однажды в комнату через открытую форточку залетел воробей, плохой Гога стал хватать его руками, чтобы сделать ему больно, а хороший Митя отогнал плохого Гогу и дал воробью крошек.
И Мите нравится слушать про то, как безобразничает плохой Гога. Слушая эти истории, он лучше понимает, до чего хорош хороший мальчик Митя.
НАСТЯ У СЕБЯ ДОМА
Когда Митя ушел с именин, он, прежде чем сесть в трамвай, долго стоял на остановке. То есть, конечно, стояли папа, мама, дедушка и бабушка, а Митю они по очереди держали за руку, иногда поднимая его, чтобы он смотрел в ту сторону, откуда шли трамваи. Еще много народу стояло на остановке, и, присмотревшись, Митя увидел, что недалеко от него стоит и Настя со своим папой. Настю Митя узнал по ее капору, а папу ее — по большой бороде, Митя этой бороды немножко боится, а Настя — ни капельки.
Далеко над рельсами завиднелись огни — подходил трамвай. Он подошел, светя всеми своими окнами, но еще раньше него подошел большой косолапый автобус, и Митя увидел, что Настя со своим папой, с капором и папиной бородой вошли в автобус и уехали, и понял, что теперь он, должно быть, не скоро ее увидит: она жила где-то в совсем другой стороне, откуда приезжают на автобусе.
Это он угадал правильно, она жила на той стороне, которая называется Выборгской и куда ехать надо по мосту через реку.
Там жила Настя с папой, мамой, бабушкой Марией Михайловной, сестрой Машей и игрушками, которых у нее было очень много. В том числе были два больших мохнатых медведя, один коричневый, а другой был когда-то белый, а теперь стал серый. На серой его мордочке чернели только глаза и нос. Однажды он потерял свои глаза, и бабушка Мария Михайловна срезала со старых Настиных туфелек пуговки и пришила их белому медведю вместо глаз, и он опять стал медведь хоть куда.
Была еще коричневая обезьяна по имени Макака, которую Настя особенно любила.
Очень много было разных кукол, и девочек и мальчиков, и мебель, и посуда, и плита с кастрюльками, и разные одежки, которые сшила Маша своим куклам. У одной куклы было даже пальто с воротником из меха.
Были игрушки, которые папа вырезал Насте из бумаги или слепил из пластилина, Настя и сама любила лепить из пластилина, но ей это не всегда позволяли, потому что после этого пол во всей квартире начинал прилипать к подошвам, а Настины рукава были измазаны почти до плеч.