— Держу пари, — сказала она, когда мы въехали в лес, — что тебе до смерти хочется быть на моем месте. Верно?
Ах, как верно она угадала!
— Ну, что ж, — добавила она. — Давай поскорее поменяемся лошадьми, и пусть Жак увидит тебя на своем любимом Шуимане, чего он никак уж не ожидает.
Около нас никого не было, кроме двух доезжачих. Сильвия соскочила на землю, прежде чем хоть один из сопровождавших нас растяп догадался помочь ей; а в это мгновение собаки подняли кабана, он вышел прямо на нас и пробежал в трех шагах от меня, даже и не подумав напасть на кого-нибудь; но арабская лошадь испугалась, взвилась на дыбы и чуть не опрокинула Сильвию, которая упрямо не выпускала из рук поводьев.
И вдруг откуда-то выскочил человек — мне показалось, что это один из наших доезжачих, ибо он был одет приблизительно так же, как они; ему удалось удержать лошадь, которая чуть было не вырвалась. У меня уже пропало всякое желание испробовать ее резвость. Незнакомец помог Сильвии взобраться на лошадь, а лишь только она села в седло, подал ей поводья, но она хлыстом ударила его по пальцам, воскликнув: «Ах, вот как!» — странным тоном, выражавшим и удивление и насмешку. Незнакомец исчез в зеленых зарослях так же внезапно, как и появился, и я, сгорая от любопытства, спросила у Сильвии, что это значит.
— О, ничего! — ответила она. — Неловкий доезжачий оцарапал мне руку. Вот уж усердие не по разуму!
— И за это ты ударила человека хлыстом?
— А почему же не ударить? — ответила она и пустила лошадь в галоп.
Мне пришлось последовать за ней. Меня нисколько не удовлетворило ее объяснение и по меньшей мере удивило то, что Сильвия так обращается с людьми моего мужа. Я спросила у доезжачих, сопровождавших нас, как зовут неожиданно появившегося мужчину; они сказали, что никогда прежде его не видели.
Несколько часов мы были заняты охотой, и, казалось, у Сильвии ничего другого и не было на уме. Я внимательно наблюдала за ней, заподозрив, что возникшее в лесу привидение просто-напросто отвергнутый ею поклонник. То, что произошло на обратном пути, вызывает у меня новые предположения.
Мы возвращались проселком, при свете взошедшей луны; право, такого прекрасного вечера еще не случалось в этом году: было довольно свежо, но лунное сияние так красиво озаряло пейзаж, в воздухе разливались такие приятные запахи душистых растений, избирающих себе место по берегам ручьев, и так сладко пел соловей, что я была расположена к романтическим мыслям. Жак предложил для сокращения пути поехать другой дорогой.
— Лошадям она довольно тяжела, — сказал он мне, — до сих пор я не решался возить тебя по ней; но раз нынче ты так расхрабрилась, что хотела испробовать побежку Шуимана, у тебя, я думаю, хватит смелости и на то, чтобы спуститься по крутой тропке.
— Разумеется, — ответила я, — раз ты считаешь, что это не опасно.
И мы тронулись в весьма живописном порядке. Во главе двигался целый отряд загонщиков и егерей в сопровождении собак; пешие несли убитого кабана, который оказался огромным; далее следовали верховые, а в середине — хозяева; наша процессия огибала холм черной полосой, и от времени до времени сумрак прорезала искра, когда чей-нибудь конь подковой ударял о кремень; за нами медленно двигался отряд пеших егерей с собаками, и с обоих концов каравана, победно перекликаясь, раздавались звуки медных охотничьих рожков. Когда мы были на самом крутом месте спуска, Жак сказал одному из егерей, чтобы тот взял мою лошадь под уздцы и свел ее вниз; затем он предложил Сильвии подурачиться.