Старую ли песню по-новому петь?
Новую ли песню струне одолеть?
«Ехал на ярмарку ухарь купец,
ухарь купец, молодой удалец…»
Ехали купцы да из Астрахани,
водкой с икоркой позавтракали…
Чайники фаянсовые, рокоты кобзы.
Рубахи распоясывая, сели купцы.
Грай-играй, машина! Савва, гогочи!
Мы-ста купецкие, мы-ста богачи!..
— Руб с полтиной, никак не меньше,
Панфил Парамоныч, да как же можно?..
Ярмарка, ярмарка, шаляпинский бас,
ярмарка-боярынька, полный лабаз!
Фатит смекалки да хитрости —
обмерить, обвесить да вытрясти.
Гармозы яровчатые душу веселят,
мужики сноровчатые пишут векселя.
Водка Ерофеича споласкивает рот,
купец не робеючи векселя берет…
Город неприветливый, жесткий хлеб,
Александра Третьего черный герб.
Сброшен он, грудастый, — не разыскивай
того государства Российского!..
Новые легли перед ним рубежи,
новая песня, звени, не дребезжи.
2
В халатах, тюбетейках приехал Восток,
дело — не потеха, здравствуй, Мосторг!
Мертвые Морозовы сюда не придут,
а Продасиликат и Хлебопродукт.
Не ради наживы да корысти,
а ради — стране чтоб легко расти!
Сеялки, веялки, плуги, лемеха,
у баяна тульского тугие меха.
Тракторная музыка, ах, как хороша,
у завода русского чудо-душа!
Песня моя, как расписка твоя,
лети, зазвеня да посвистывая.
Старое, темное сотри в порошок,
стало чтоб легко нам да жить хорошо!
Александр III
Шлагбаум. Пост. Санкт-Петербург.
— Ваше императорское величество,
лошади поданы! — В ответ — бурк…
(С холопами болтать не приличествует!)
Лошадь на жар. Пара шпор —
звяк! (Убрать подозрительного субъекта!)
Запахнута шинель. Пара, шпарь
шибко по шири Невского прошпекта!
Под конвоем мраморных колоннад —
Российская империя. Суд-Сенат.
Эй, поберегись! Шапки наперебой.
Едет августейший городовой.
А что если спросит: — Пропишан пашпорт?
Нет? В учашток! — хлюпнет бородой.
Цокают копыта, звякает пара шпор,
едет августейший городовой.
Александр III по Невскому цокал,
стражники с шашками вдоль и поперек.
И вдруг перед вокзалом лошадь на цоколь
встала, уперлась — и ни шагу вперед.
Век ему стоять и не сдвинуться с места, —
бронзовое сердце жжет, говорят,
вывеска напротив какого-то треста
и новое прозвище — Ленин-град.
Тамбов
1
Усатые, мундирные,
вращая крупы жирные,
въезжают уланы
в какой-нибудь Тамбов.
Глядят глаза лорнетные
на клапаны кларнетные,
и медный кишечник
вывалил тромбон.
Из-за кастрюль и чайников
медлительных начальников
кокарды кухарки
увидят с этажей.
У булочных, у будочек
закинут нити удочек, —
письмовник и сонник
прочитаны уже.
«В кофточке оранжевой
я приду на рандевой,
с бравым уланом
пойду на променад.
Ты меня лишь вызови, —
выйду, стану визави,
но так, чтоб хозяйка
не взнала про меня».
И скинет белый фартучек,
на стенке веер карточек,
и пудра «Леда» —
на шкафчике ночном.
Он снимет шашку вескую,
окошко — занавескою…
Мы же песню
новую начнем!
2
Гремят возы обозные,
проходят шапки звездные,
и топот копытный
трогает панель.
Идем с тугими нервами,
работой и маневрами
покажем, покажем
защитную шинель.
Не с шашнями, а с шашками,
с потными рубашками
едем по этим
тамбовским мостовым.
Не вертимся пижонами
с чиновничьими женами, —
обходим дозоры
и на часах стоим.
Вымерли усатые,
позеленели статуи,
а степи качают
султанов ковыли.
Гордимся Первой Конною
и с выправкой спокойною
внимаем зарубежному
бряцанию вдали!..
Легенда
После битвы на Згло —
месяц побагрел.
Мертвецы без голов
спали на бугре.
— Ой, Петро, ой, Хома,
головы нема!
Ой, Вакула Русачук,
где мой русый чуб?
Ой, боюсь я, боюсь —
срежут сивый ус,
будут водку пить,
ей-ей, из башки моей!
— Чи вставать, чи лежать,
батько атаман?
Чи лежать, чи бежать
к жинкам, по домам?
…Подняло, повело
по полю туман…
— Подымайся, Павло! —
гаркнул атаман.
— Подымайсь, шантрапа
В поле ни беса!
Подбирай черепа,
целься в небеса!