Осман пропускает воду сквозь полу своей домашней рубахи, с отвращением сбрасывает с нее червей и ставит чайник на очаг.
Отец его Тохтасын блаженно слушает щебет воды.
— Нет и не будет большего счастья для узбека как слушать бегущую воду, — мечтательно говорит он, берет в руки гиджак и пальцами, с которых капает вода, проводит по тихим струнам.
Звуки струн, вливаясь в песню арыка, звучат мелодией особой нежности и остроты. На потертый палас выходит дочь Лола, тех же примерно лет, что и брат, и танцует перед старым отцом.
Тохтасын смотрит на нее. Он заплакал бы, если бы мог. Но слезы не даны старику.
— Пой, Лола, пой, танцуй! Все хорошо, дочка, когда есть вода.
Перебирая маленькими ножками, танцует на паласе Лола. Руки ее вторят ритму струящейся воды. И отец засыпает под танец, опустив кисть руки в маленький арычок.
Бесшумно скользит девочка в танце, чтобы не потревожить засыпающего отца.
Вот замерли звуки гиджака, вместе с ними воцарилась полная тишина. Перестал петь и арык. Внезапно застыла, переставши танцевать, и оробевшая Лола.
От внезапно наступившей тишины Тохтасын проснулся. Прислушался к тишине, взглянул на руку — она была суха.
Он внезапно сообразил, в чем дело. Как ужаленный, вскочил с деревянной тахты и бросился к калитке двора. Дочь и сын побежали за ним.
У головного арыка — базар воды. Широкой полосой движется вода головного арыка. В воздухе беспорядочный гул голосов.
Над арыком группа рьяно торгующих людей. В центре их, ласково улыбаясь, стоит благообразный толстяк, рядом с ним стражник. Кругом суетятся люди. Молодой, лет шестнадцати, практикант-ирригатор с удивлением смотрит на происходящее.
Расстелив халат и поставив на него дешевый будильник, бедняк выкрикивает, как торговец:
— Он беш минут, он беш минут! Пятнадцать минут!
Он продает свои пятнадцать минут воды.
Два подсевших к нему декханина ожесточенно торгуются за воду.
Какой-то декханин отмеряет на поле халата свою долю воды и засекает топором на ткани ее ширину.
Залезший в арык почти до пояса, он полой халата отмеряет ширину приобретенной доли арыка.
Мираб — делящий воду — вставляет ножи, разделяя ими поток воды.
Купивший на последние гроши воду жадно глядит на нее, мочит в ней руки и лицо, целует воду.
В центре группы толстяк. Стражник сдерживает рвущихся к нему бедняков. Это должники, просящие ростовщика об отсрочке.
Другие несут ему последнее добро — маленькие коврики, дешевые серебряные украшения, кольца, серьги — в уплату за долги.
Толстяк небрежно взвешивает на руке старинные свадебные украшения «золотые брови» и кричит мирабу:
— Беш минут! — показывает пять пальцев.
Отдавший украшение, возмущенный жадностью ростовщика, кричит ему:
— Мало даешь! Мало даешь!
— Есть у нас старый ханский закон, — говорит толстяк, обернувшись к русскому стражнику, равнодушно глядящему на суету у арыка. — Давай крестьянину воды не много не мало; сытый — он тебя завоюет, голодный — обокрадет и только полуголодный будет всегда покорен.
— Не перехватить бы, Аминджан-ака, — говорит стражник.
— Я знаю, сколько может проголодать узбек! — хитро отвечает толстяк.
Расталкивая плачущую и голосящую бедноту, к толстяку подходит Тохтасын.
— Почему закрыта моя вода? — говорит он.
— Налог за тебя кто заплатил? Я. Хлеб кто давал? Я. Остаток воды отпустил еще поутру. Хватит! — говорит толстяк Тохтасыну.
Тохтасын оторопел. Его душит ярость.
Русский стражник, охраняющий толстяка, качает головой, наблюдая невиданный рынок.
— Ваше благородие, Аминджан-ака, дайте мне воды хоть полхалата, девку себе, что ли, куплю, — мечтательно произносит он.
— Это прямо ж непостижимо, до чего тут жизнь дешевая, — говорит он завистливо, обращаясь уже к молодому практиканту.
Резким движением поворачивает к себе толстяка Тохтасын. Он высок и страшен на фоне оборванной и измученной бедноты.
Тохтасын кричит:
— Даешь нам хлеба на день, воды забираешь на год! Платишь налоги за год, рабами делаешь на всю жизнь! В коране этого нет!
Толпа поддерживает Тохтасына.
— Кто держит воду — тот всему хозяин! — говорит лениво толстяк, добавляя: — А я тебе покажу, что есть, чего нет в коране! Ты у меня коран выучишь!
Не сдерживая более гнева, кричит Тохтасын:
— Открывай воду!
И крик его подхватывает десяток яростных голосов.
Толстяк отступает за спину стражника, но, сбивая все на своем пути, уже бегут бедняки, размахивая кетменями, к запруде.