А он заносит над головой кетмень, и лицо его твердо и жестоко.
Но чья-то рука задерживает удар кетменя.
Двое конных, в добрых халатах, стоят рядом.
Тотчас узнает Юсуф в одном из них ишана.
— Достопочтенный сосед, — кричит он обрадовано. — Вернулись к себе? Я говорил, вода будет, и вы вернетесь.
Прищурясь, ишан неторопливо оглядывает кишлак, не отвечая юноше.
Когда-то это место было его родиной; может быть, он ищет глазами свой дом.
Но подслеповатый парень толкает его стременем, ишан говорит Юсуфу:
— Дай-ка сюда кувшин!
Юноша делает жест сопротивления, но подслеповатый, одной рукой схватив Юсуфа за голову, другой срывает у него с пояса кувшин и, быстро слив воду в кожаное ведро, поит коня.
— Хотите воды — возьмите ее у других, — говорит он. — А будете родовые арыки портить — убьем!
— Вода — это кровь! — вторит за ним ишан. — Кто отсюда ушел, счастье нашел!
Комсомольцы, забыв, что они только что угрожали Юсуфу, бросаются на басмачей. Но те безжалостно топчут юношей конями.
— Тебе, мерзавцу, первая смерть! — говорит Юсуфу гнусавый басмач, норовя направить коня на юношу, и уже вынимает из-за голенища сапога длинный афганский нож.
Гнусавый убил бы его в этот момент, если бы не раздался вдалеке выстрел.
Османов и Павел Иванович осматривают пустынные, безжизненные пространства. В руках Павла Ивановича — ружье.
— Вы видите — здесь нет жизни! — и Павел Иванович еще раз стреляет. — Мы не спугнули ни птицы, ни ящерицы. Какие тут, батенька, кабаны! Разве что ископаемые.
— Вы ошибаетесь, — говорит Османов, — глядите-ка, вы спугнули двух конных.
Вдали мчатся ишан и подслеповатый парень.
— Кабан — отсюда, басмач — сюда, — говорит Османов. — Вот почему еще я особенно не люблю пустыни.
Через минуту Павел Иванович и Османов отливают водой потерявшего сознание Юсуфа. Робко сходятся разбежавшиеся парни. По-видимому, они уже рассказали приезжим, в чем дело, и те торопятся нагнать преступников.
— Вода, голубчик, не пойдет твоей дорогой, — с соболезнованием замечает Павел Иванович, глядя на арык.
— Должна пойти.
Профессор вынимает из сумки лист бумаги и чертит.
— Воды надо много. Ее вот отсюда когда-нибудь поведем. Вот так. Она сама придет к тебе тогда из Алта-Арыка и пойдет дальше к земле таджиков. Она зальет Хусай. Это дно будущего канала. Большое дело.
— Мы, люди, тоже большое дело, — отвечает Юсуф. — И нас надо вести, как воду, и надо глубоко рыть нашу душу…
Между тем товарищи Юсуфа бросают свои кетмени и собирают пожитки. А он, обессилев, садится на землю.
— В нем говорит голос народа, — тихо замечает Османов.
— В молодости я тоже так думал, что достаточно одного героя, и все уже поднялись с мест, бегут, кричат и сдвинули землю с места… — Профессор садится в машину. — И все-таки никто, конечно, не знает, на что способны молодость и вера! — задумчиво заканчивает он.
— Не скажите. Кое-что об этом известно, — замечает Османов.
— Фатьма — не знаю где, вода — не знаю где, — в отчаянии говорит вслух Юсуф у арыка.
Павел Иванович вполголоса запевает:
Машина двигается.
Услышав песню Фатьмы, Юсуф поднимается с земли и бежит за машиной.
— Тохта! Стой! Стой! — кричит он.
Машина останавливается, но путники не замечают, как в густом облаке пыли падает наземь Юсуф.
Машина снова трогается.
Крик: «Тохта! Стой!» — разбудил в Османове смутные воспоминания. Он закрыл глаза.
— Вам нехорошо? — спрашивает профессор.
— Вы знаете, профессор, я ведь родился в Хусае.
— Что вы? Что же вы так холодно отнеслись?..
— Я не был здесь сорок лет, с тех пор…
Крохотная железнодорожная станция, откуда бежала Фатьма.
Юсуф, с забинтованной головою, приклеил чертеж Павла Ивановича к стене вагона и зазывает к себе народ, как глашатай у деревенского цирка. Пассажиры торопятся сесть в поезд, слушают плохо, хотя и заинтересованы молодым агитатором. Двое молодых парней особенно внимательно слушают Юсуфа, рискуя опоздать в вагон. Они беспокойно оглядываются, торопят его и всеми силами стараются привлечь новых слушателей.
В это время из поезда, пришедшего навстречу первому, со второго пути, раздается:
Первый поезд двигается. Оттолкнув в сторону слушателей, Юсуф лезет под вагон на второй путь. А слушатели стремглав бросаются к своему вагону и повисают на его подножке.