Чайханщик кричит соседу-парикмахеру:
— «Первое мая» лицо потерял!
— Ну? — и парикмахер вместе с недобрившимся клиентом несутся на середину площади.
— Эх, люди, люди! — бормочет парикмахер. — Что ж теперь будет?
И недобритый Хамдам вливается в толпу.
В темном кабинете профессора звонит телефон. Босой, в одном белье, вприпрыжку подбегает он к телефону:
— Да, да, да… Ну, кто же это звонит в такую пору?.. Надо же совесть знать… А-а! Я, конечно, очень рад. Не ожидал, — то раздраженно, то удивленно, то, наконец, почтительно произносит Павел Иванович, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу.
— Нет, нет, очень удобно, — вежливо отвечает он в трубку, шаря одной рукой вокруг себя, и, найдя какой-то проект, подбрасывает его себе под ноги.
— Можно ли построить?.. Мгм! Все можно. Отчего же. Были бы деньги… Ах, ну да, ну да, это, конечно, дело ваше…
Османов говорит по телефону в зале, переполненном представителями колхозов. Все следят за разговором по лицу Османова, который сигнализирует залу глазами о ходе беседы.
Павел Иванович присел на корточки над планом, лежащим под ногами, и водит по нему пальцем.
Немного погодя он стоит уже на стопке книг, потом ногой придвигает к себе столик с чайником и чашками и, отодвинув чайник в сторону, ложится на стол и покрывает себя планом. Он все еще разговаривает. За окном заметно светлеет.
— Народ? Мгм! Народ всегда был, знаете, а воды у него никогда не было… Могу ли я взять на себя ответственность? Дайте минутку подумать.
Он поднимает голову, закрывает глаза, оглядывает книги и проекты и говорит:
— Я стар и потому могу рискнуть. Мне уж бояться поздно.
Медленно кладет трубку, долго водит пальцем по плану, потом закрывает лицо руками и так засыпает.
Утром дверь в кабинет отворяется. Анна Матвеевна с чашкой чая в руках со страхом оглядывает комнату.
Видит пустую постель. Стопку книг у телефона. И старика на столе рядом с чайником.
— Доездился, Павел Иванович, — произносит она со слезами.
Юсуф возвращается домой.
Группы возвращенцев по дороге.
— Юсуф?.. Ай, валла! В Хусай?.. Мы тоже.
— Слышали новость? Вода будет… Где? У кого?.. Уже план сделали… Кто сделал?.. Не знаю — кто… Народ сделал.
Навстречу этому потоку возникает другой — из районного центра: делегаты спешат по селам.
Слепец, которого ведет женщина в чачване, возбужден более других и охотно отвечает на все вопросы.
— Я этот план, как свое лицо, знаю, — кричит он. — Вот этот план. Смотрите!
Став на колени, он чертит на песке.
— Видно вам? — кричит он, ощупывая руками глубокие борозды, проведенные им на песке.
— Вот тут большая река. Так. От нее канал будет сюда… вот…
Юсуф глядит на этот план с волнением, словно видит его впервые. Да и план действительно сильно изменился с тех пор, как он сам впервые начертил его в чайхане колхоза имени Молотова. Он стал крепче, ветвистее.
И Юсуф смотрит на него, как на откровение.
— А Хусай, Хусай!.. Его зальют… вот там.
Но слепец категорически возражает:
— Старый проект, старый проект, — кричит он, отмахиваясь от Юсуфа. — Зачем заливать?.. Маленькое озеро сделаем рядом. Динамо называется…
Возвращенцы обеспокоенно спрашивают певца:
— Еще не начинали? Слушай, уважаемый, когда начнут?..
— Я сам спешу знать. Хочу в первых рядах быть. Как в песне поется:
Люди торопятся, словно переселяются в счастливую землю.
Москва. Кремль.
Османов, Павел Иванович, Ахмед Ризаев и старик в чалме в кабинете товарища Сталина.
На столе — карта.
Товарищ Сталин говорит:
— Откуда у вас такая уверенность?.. Дело новое. Опыта нет. Верно?
— Это вы очень верно, товарищ Сталин, только мы не согласны, — возбужденно отвечает Ризаев.
— Боюсь, не справитесь, — продолжает Сталин и обращается к Павлу Ивановичу: — Двести тысяч народу хотите вывести в поле. Двести тысяч!.. А если эпидемия какая-нибудь?
— Предусмотрели, — коротко отвечает Османов.
— А мало ли у вас еще там диверсантов, зарубежных шпионов, дряни всякой! Дискредитировать могут ваше дело.
— Нет, нет, не могут, все предусмотрели, — почти хором отвечают Османов, Ризаев, старик в чалме и Павел Иванович.
— Интересно. А не расскажете ли вы нам, как это вы сделали. Очень интересно.
Делегаты мнутся.
Сталин продолжает:
— А железо, цемент запасли?.. А транспорта хватит? Сколько вам лошадей и машин понадобится? — спрашивает он в упор Ризаева.