Фатьма возбуждена более остальных.
— Видишь, вода будет! — говорит она Анне Матвеевне. — Видишь, он слово давал и…
— Да не стыдно тебе, Фомушка… Он сло-во да-вал!.. Он давал, а народ сделает. Вот тебе и все слово… Ну, и поезжай к нему шурпу варить… Только ученье начала, так нет, бросать надо… Кто он и кто ты?..
…Народ мчится из кишлаков. Этот безумный поток требует преград. На темной ночной дороге Османов пытается остановить и организовать людей, но все напрасно. Азарт овладел всеми.
Все, все стремится по дорогам. Даже двое ребят, недавно игравших в «Александра Невского», мальчик и девочка, воровски торопятся на великий канал.
Штаны у мальчика завернуты до колеи, на плече игрушечный кетмень, а девочка тащит продукты.
Они бегут, как в Америку.
Картина огромнейшего сражения уже развернулась по всему горизонту.
Легкая пыль, как дым старинной баталии, скрадывает детали. Все выглядит таинственно. Грохочут взрывы. Гудят самолеты, сбрасывая парашюты с газетами.
Сверху, с воздуха, земля действительно как бы занята боем. Селения, пески, селения, сеть старых арыков — и всюду люди. Они ломают дома, несут деревья на новые места (сверху кажется, что сады ползут сами), зарываются в землю, взрывают скалы, преграждающие путь к далекой реке, пустынно катящей воды вдали от жилищ, карабкаются по скалам, стоят по пояс в болотной воде, жгут камыши, дробят камень, ставят мосты для автомобилей, разбивают палатки, жарят шашлыки.
Орлы спускаются над полем этого боя. Их привлекает мясо. Бараньи головы лежат сотнями. Висят туши. И орлы отважно садятся на верхи шатров и палаток.
А по земле, спасаясь от неведомого шума, ползут в разные стороны змеи, длинные ящерицы-вараны и черепахи, вприпрыжку уносятся суслики.
Кишлак Хусай, через который пройдет вода, неузнаваем. Тысячи людей из соседних колхозов безумствуют на его заброшенных улицах.
Юсуф окидывает взглядом вдохновенную картину оживших песков и долго не может оторвать взгляда от нее.
— Это ты сделал! — говорят ему товарищи по кишлаку.
— Нет, это не я. Этого я не мог сделать. Вот это — Ленин, Сталин, это мы, это коммунизм.
— Это мы, — отвечают потрясенные комсомольцы. — Никогда не думали, что нас так много. Это хорошо.
Фанерный щит с надписью: «Колхоз имени Сталина».
…Юсуф работает, одержимый неукротимостью. Он снес дом, где родилась Фатьма, и видения новой жизни, которая будет скоро построена, мелькают в его воспаленных глазах. Он видит маленький тенистый сад у чистого нового дома, и говорливый арычок во дворе, и он — Юсуф, став на колено, устраивает крохотный водопад в арыке с помощью кирпича.
Вода поет, как соловей. Поет Фатьма:
Юсуф падает на колени от изнеможения и блаженно слушает песню своего забытья.
Вдоль трассы с кувшинами воды идут девушки — певицы и танцовщицы. С веселой песней обходят они работающих, поят водой их, ободряют шуткой, танцуют перед теми, кто много сделал.
В нарядном шелковом халате Фатьма с песней приближается к Юсуфу, беспомощно упавшему на колени и шарящему руками по земле.
Пот бронзовой глазурью покрыл голый торс Юсуфа. Фатьма, не узнав его, протягивает ему пиалу с водой.
— Отдохните, друг, — говорит она.
Он прикасается губами к воде, еще весь во власти обморока.
— Солнце мое, Фатьма! — едва произносит он и вдруг, обретая силу, стремительно встает.
От неожиданности Фатьма роняет наземь пиалу с водой, и привыкший беречь воду Юсуф аккуратно подбирает мокрый песок, и натирает им горячие плечи, и глядит не наглядится на нарядную, праздничную Фатьму.
— Солнце мое, Фатьма! Вода моя! Любовь моя!
Он обнимает ее. Фатьма плачет.
— Какой ты… худой, Юсуф! — говорит она.
— Вода меня высушила, — отвечает он, берясь за кетмень.
— Я так рада, что все по-нашему вышло. Теперь ты слово сдержал.
— Э-э, твоя Анна Матвеевна спит, другое думает. Она, знаешь, что скажет? — И Юсуф, подражая голосу Анны Матвеевны, продолжает: — Ты, Фомушка, знатная девушка, а он кто? Он никто…
Они смеются, представляя отводы старухи.
— И что думаешь? — говорит Юсуф. — Ее правда.