Ну вот… приехал…
На набережной становится совсем темно и глухо. Пароход дает печальный гудок, взвывающий на ветру. Воропаев медленно идет дальше.
Картина вторая
Большая, когда-то великолепная комната. Сейчас в ней пусто. Разбитые стекла заклеены бумагой. Она шуршит и рвется под ударами ветра, задувая моргалик на столе, за которым Корытов просматривает бумаги. Он в пальто и кепке. Воропаев сидит в кресле перед столом, внимательно следя за Корытовым.
Воропаев. Вы меня не за жулика, часом, считаете?
Корытов (продолжая разглядывать бумаги). Полковник… шесть орденов… был начальником политотдела… четыре ранения…
Воропаев. Выслушай меня, товарищ Корытов. В армии я, как ты понимаешь, не работник… а тут еще туберкулез обнаружился, сынишка тоже болен. Вот я и надумал сюда… Поправляться.
Корытов. Ты разве местный?
Воропаев. Я эти места знаю.
Корытов. Отдыхал тут?
Воропаев. Воевал…
Корытов. Да-а… Вы у меня, полковник, первый такой. А прокурором не пошел бы?
Воропаев. Что?
Корытов. Прокурором, я говорю. Людей у меня, брат, нет — жуткое дело! (Зовет.) Лена, Лена!.. Транспорта нет. (Загибает палец.) Топлива нет. (Загибает второй палец.) Света нет. (Загибает третий палец.) Воды нет. (Загибает четвертый палец.)
Входит Лена Журина с тарелкой в руках. Корытов показывает ей два пальца, давая понять, что требует ужин и для гостя. Движением головы Лена отвечает, что второго ужина нет.
Да и ужина, видишь, нет. Жуткое дело. А ведь какой, брат ты мой, районище, другого не найти на всем побережье. Виноград, табаки, фрукты, рыба, эфиромасличные… что хочешь. Но главное — виноград. Только не обкопаешь его раз десять, во-время не обрежешь — ни черта не получишь. А главное, один тут комбайн — руки… А людей нет… Может, лектором пошел бы? Оно и для здоровья вполне подходит. Зарази людей энтузиазмом.
Воропаев. Не могу.
Корытов. Ах ты, жуткое дело…
Звонок телефона.
Алло! Я, Корытов. Лопат нет? Опять двадцать пять. Что вы сами-то думали до сих пор? Ладно. Посоветуемся тут, позвоню… (Продолжает, жуя и откладывая половину омлета Воропаеву.) На фронте тебе, друг милый, куда легче было. Там у тебя адъютанты, автомобили, телефон… А у меня голосовая связь…
Воропаев. Как в рукопашном бою?
Корытов. Точно. Вот поразослал всех на места, сам от телефона не могу оторваться.
Снова звонок.
Я, Корытов. Приземляется народ? Так. Чего шумят? Природа не та? Ай-ай-ай!.. Ну, я природой не руковожу, скажи — не в моих силах… И агитатора сейчас прислать не могу… попозже как-нибудь… Ну, ладно… звони, посоветуемся тут…
Воропаев. С кем ты все время советуешься?
Корытов (потрясает бумагой). С планом! С кем? Беру лопаты у одних, даю другим… У этих беру тягло, перекидываю третьим… Оформляйся-ка агитатором, полковник, работенка не пыльная, опять же паек, то да се…
Воропаев. Я, товарищ Корытов, уже докладывал тебе, что болен, до чорта болен. Я отдохнуть хочу. Понял? Я… Ты понимаешь, все у меня в жизни как взорвалось — семья разрушена, жена погибла, сын у чужих людей… сам я без сил… Сейчас я не работник. Нет, нет.
Корытов. Ох, беда, все тихой пристани захотели. Ты вот, друг милый, поправляться приехал, тебе одно — красота, горы, цветы, море, а это только губы накрашены, брови подведены, а на самом деле положение — хуже не бывает. В общем — устраивайся. Лена!
Лена входит, и снова звонит телефон.
Я, Корытов. Встречу? Какую встречу? С прибывшими? Иду, иду. Ладно, сейчас иду. (Лене). Надо полковнику койку устроить. Кто там сейчас в комнатенке… рядом с твоей?
Лена. Мирошин. Завтра в колхоз едет.
Корытов. Ага! Значит, Воропаева — к Мирошину. А как Мирошин вернется, передвинь Воропаева к Савельеву, того долго не будет.
Воропаев. Ну, а когда Савельев вернется?
Корытов. Опять куда-нибудь сунем. Так и крутимся, брат, как на карусели.
Воропаев. Но все это, как я понимаю, программа на завтра, а сегодня?