Д е в у ш к а с л ю т н е й. Сколько-то спустят, сколько-то все же оставят. Волков бояться, сочинитель, в лес не ходить. Назвался груздем полезай в кузов. Можно еще подходящих прибрать пословиц.
Т р е д ь я к о в с к и й. Довольно, я уже взбодрился.
Д е в у ш к а с л ю т н е й. В твоем сочинительском деле это самое главное: как бы худо ни было - знай повыше задирай голову.
Т р е д ь я к о в с к и й. А иного ничего и не остается делать. Не то совсем заклюют.
Д е в у ш к а с л ю т н е й. Вот Кантемир всегда так поступает, и смотри-ка, - его и не клюет никто.
Т р е д ь я к о в с к и й. Кантемиру хорошо. Князь, связи блистательные, воспитание имеет отменное. По посольскому званию жалованье какое получает! Да еще неизвестно за что четыре тысячи крепостных душ от казны получил.
Д е в у ш к а с л ю т н е й. Что-то тебе эти четыре тысячи душ спать не дают, замечаю.
Т р е д ь я к о в с к и й. Да обидно, сама посуди. За какие заслуги? За нескладные эти сатиры?
Д е в у ш к а с л ю т н е й. Там за что бы ни было, - а стихотворцу об этом думать негоже. Слово-то какое, прислушайся: стихо-творец. Творец стихов, почти что творец стихий. А подушечку слезами орошаешь от зависти к чему?
Т р е д ь я к о в с к и й. Не зависть. Обида. Ну почему одним тысячи душ, а другие вечно гонимы и омерзаемы?
Д е в у ш к а с л ю т н е й. Думаешь, я знаю - почему?
Т р е д ь я к о в с к и й. Ты знаешь многое.
Д е в у ш к а с л ю т н е й. А вот этого не знаю, Треди-а-ковский.
3
Куртаг в Зимнем дворце. Принцесса А н н а Л е о п о л ь д о в н а сидит в кресле. Принц А н т о н стоит у окна.
Проходят придворные господа и дамы.
Проходит Ю л и а н а М е н г д е н.
А н т о н. Фрейлен Юлиана! Баронесса! Не желаете ли послушать пресмешной анекдот об короле Солнце?
Ю л и а н а. Удивительно: уж сколько лет, как король Солнце скончался, а анекдоты об нем все не иссякают.
А н т о н. А это необходимая принадлежность славы. Что оставляет после себя человек, увенчанный славой? Подвиги, не так ли? Мудрые изречения, не так ли? И, наконец, забавные истории, то бишь анекдоты, над коими смеются люди. Все сие - атрибуты славы. И, думается мне, анекдоты суть наиболее весомые ее атрибуты. Ибо люди лучше запоминают то, что их смешит. (Шепчет ей на ухо.)
Ю л и а н а. И вы, ваша светлость, постараетесь оставить по себе обилие анекдотов?
А н т о н. Я, баронесса, постараюсь с божьей помощью оставить по себе обильное потомство. Если моя супруга этому не воспротивится.
Ю л и а н а. Вы любите деток?
А н т о н. Вы угадали. Головенки белокурые, чернокудрые, каштановые вот что я хотел бы видеть вокруг себя.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Юля! Поди сюда! Что тебе нашептывал мой жених принц Брауншвейгский?
Ю л и а н а. Ваше высочество, что может нашептывать ваш жених? Убогий анекдот, который я уже слышала тысячу и один раз.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Хотя бы при мне ты могла бы отзываться о моем женихе более уважительно.
Ю л и а н а. Впрочем, в заключение его светлость поведал мне свою мечту.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Вот как! О чем же он мечтает?
Ю л и а н а. Мечтает иметь от вас множество детей: белокурых, чернокудрых, а также каштановой масти.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Хорошо. Коли ему так желательно - у меня будут дети всех мастей.
Ю л и а н а. Нет, кроме шуток, ваше высочество. Я думаю - он будет отменный семьянин.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Какое мне дело!
Ю л и а н а. А чье же это дело, ваше высочество?
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Всё "высочество" да "высочество". Я же тебе разрешила называть меня запросто "Анюта".
Ю л и а н а. Анюточка, ангел мой, и зачем ему уважение такой незначащей особы, как я? Глядите, с ним генерал Леонтьев разговаривает. А давеча сам Миних подходил. Вот чье уважение ему надобно, а не мое.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Не скажи, Юля, когда незначащая особа не оказывает уважения, это почему-то обидней вдвое.
Проходит граф Л и н а р.
Вот красавец так красавец. До чего хорош, а, Юля?
Ю л и а н а. До того хорош, что даже ее величество тетушка ваша не раз им любовалась.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Вот как! Танта уж и сюда свой глаз запустила? Мало ей ее Иоганна Эрнста?
Ю л и а н а. Анюта, я ни за что на свете не осмелюсь обсуждать поступки и намерения ее величества.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. А как ты думаешь, верен ли слух, что они с герцогом Курляндским повенчаны?
Ю л и а н а. Ваше высочество, ни слова более об императрице и герцоге.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Говорят, будто это верно. И будто герцогские дети произведены на свет моей тантой, а вовсе не Бенигной Курляндской.
Ю л и а н а. Ни слова, я сказала.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Ты что-то уж очень командовать мной стала, Юля.
Ю л и а н а. Анюточка, ваше высочество, лишь настолько, насколько мне это разрешает твоя дружба.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Ты обиделась?
Ю л и а н а. Ну что ты, нисколько!
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Ну скажи, что бы я могла тебе сделать приятное?
Ю л и а н а. Ты могла бы сделать нечто весьма приятное и мне и всему моему семейству.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Говори.
Ю л и а н а. Моя сестренка Бина окончила свое воспитание в монастырском пансионе, и мы мечтали бы видеть ее фрейлиной вашего высочества.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. А вы бы обе были около меня.
Ю л и а н а. Мы обе были бы около тебя и служили бы тебе, А н ю т а.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Она так же мила, как ты?
Ю л и а н а. О, спасибо за комплимент. Лицом мы похожи. Только у нее немного невоздержанный характер.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Она будет мне грубить?
Ю л и а н а. Ну, до этого я не допущу, будь спокойна.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Она не будет выполнять моих приказаний?
Ю л и а н а. Что ты, разве она осмелится? Но если кто-нибудь расскажет ей не вполне пристойный анекдот, она способна вцепиться в лицо рассказчика ногтями.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Тогда что мне в ее невоздержанности. Хорошо, Юля, я попрошу танту, чтобы твоя сестренка Бина была назначена фрейлиной к моей персоне.
Ю л и а н а. Анюта, ангел мой, как мне благодарить тебя?
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Юля, друг мой единственный. Как бы я хотела, чтобы ты была счастливее меня!
Ю л и а н а. Как я могу даже в грезах равнять мою долю с твоей?
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Впрочем, почем знать? Юля! Может быть, и меня бедную где-нибудь караулит счастье. Ты ведь знаешь, какую будущность уготовила мне моя танта.
Ю л и а н а. Еще бы. Ваша танта любит вас так, как не всякая мать родная могла бы любить.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. И если сбудется предначертанное ею...
Ю л и а н а. Как же оно может не сбыться? Вы вступите в брак с принцем Антоном.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Не напоминай мне об этом.
Ю л и а н а. И дитя, долженствующее родиться от вашего брака, будет ли оно чернокудрое или иной масти, унаследует российский престол.
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. И я буду матерью императора!
Ю л и а н а. И мы будем править всеми делами!
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Что захотим, то и будем делать. Ведь это приятно, а, Юля?
Ю л и а н а. Еще бы не приятно!
А н н а Л е о п о л ь д о в н а. Только ли приятно? Мне иногда кажется, что власть - это страшно. И очень большая морока. Хотя мне с колыбели внушали, что лучше власти ничего нет.
Ю л и а н а. А мне с колыбели внушали, что ничего нет лучше богатства. Это потому, что наша страна - маленькая, бедная, скаредная. А что такое ваша Россия, это я поняла, когда переезжала границу. Ты понимаешь, мы ехали по Лифляндии. В окно кареты я видела маленькие домики, и при домиках маленькие цветнички и огородики, как носовые платочки, на земле расстеленные, и среди цветничков беседочки, и лейка стоит, и грабельки какие-нибудь аккуратно к калитке прислонены, - и вдруг смотрю что такое: простор невозможный, такой, что и ринуться в него страшно, и, насколько глаз хватает, по этому простору ракитник трепыхается листиками, а над нескончаемым этим ракитником - нескончаемое небо, и я во все это мчусь, мчусь! И как-то я тогда враз поняла, что за страна - Россия, и что здесь люди не могут по пфенингу деньги считать, а считают разве что золотыми слитками и пудами жемчуга, а власть должны любить больше своей жизни. И так оно и есть!