Б р ю н е т. Калерия Ивановна, а с кем еще? С ним и с вами, с вами и с ним! Вы же ей единственные близкие люди, кто ее поддержит, если не вы? Можете себе представить, она отравиться обещает, ну что такое! Конечно, как правило, это просто так говорится, несерьезно, - а вдруг?! Чем черт не шутит, пылкая женщина, читает художественную литературу, - я сам, впрочем, любитель, - вдруг возьмет да преподнесет... Вы бы ее видели сегодня утром, когда я нашел записку этого мерзавца!
К а л е р и я. Не трогайте мальчика, хватит. Вообще хватит. Все ясно на сто процентов. Прощайте.
Б р ю н е т. Нет, Калерия Ивановна, вам не все ясно. Еще пара слов, тогда уже прощайте. Вы напрасно на меня смотрите, как будто я плевок какой-нибудь под вашими ногами, и из квартиры выставляете. Давайте-ка разберемся по справедливости, вот тогда будет ясно, кто плевок, а кто, наоборот, хороший человек. Я к ним пришел, когда они были кинуты на произвол судьбы, и я ее одел, я их кормил деликатесами, я на них большую часть моей зарплаты тратил, душу им отдавал - искренно говорю! - потому что, Калерия Ивановна, я обожал эту женщину! Некоторые мои товарищи считали, что она не стоит такого обожания, - их дело! Я - обожал! А стоила она или не стоила, я не думал! Ни о чем не думал, дал свободу чувству, живем один раз, пока чувствуется - надо чувствовать, уверен, что и вы такого же мнения, как человек передовых взглядов! Теперь, конечно, вижу, что о многом следовало подумать, детей узнать, характер ее узнать, прислушаться к самому себе - прочно ли? надолго ли? - каюсь, надо было! Надо! Каюсь - увлекся!.. Но с другой стороны: ведь мы, люди передовых взглядов, за свободное чувство, Калерия Ивановна, - когда сердце говорит "да", и я говорю "да". А если сердце вдруг само, по своему усмотрению, без всякого моего нажима, вдруг оно скажет "нет", тогда что мне прикажете говорить? "Да" - когда оно говорит "нет"? А кому польза? Мне? Ей? Это как же, без всякой, значит, поэзии, в порядке, пардон, принудиловки? Лгать женщине, которую я обожал? Искренно говорю: допускаю, что много воли давал моему сердцу, - но что это значит? Что мне еще не встретилась на жизненном пути та, которая... Может, это и не бывает в молодости? Может, я еще не созрел для постоянства? Созрею в более солидных годах?..
С и д о р к и н. Вот что. Мне уходить - пошли вместе. Пошли, пошли!
Б р ю н е т. Да вот, собственно, и всё. Вот теперь прощайте, Калерия Ивановна. Вы же, так я понял, за ней присмотрите, побеспокоитесь, не бросите одну? Так я вас понял. Искренно благодарен. И вам, и Константину Николаичу. Уезжаю с меньшей тяжестью на душе. Жаль ее, бедную. Еще раз мое почтение, наилучшие пожелания! (Выходит с Сидоркиным в сени.) Учтите, товарищ Сидоркин, вы свидетель.
С и д о р к и н. Чего свидетель?
Б р ю н е т. Я их предупредил. Насчет Галины. Насчет ее угроз.
С и д о р к и н. Перестраховался, гад? (Толчком выбрасывает Брюнета за порог и возвращается к Калерии.) Опять за поясницу держитесь, заболела?
К а л е р и я. А, черт его возьми, радикулит проклятый, я уж думала, он от меня отвязался... Вот, Сидоркин, век живи - век учись. Мыслишь и чувствуешь вроде широко, благородно, а придет сукин сын и повторит твои слова, и не знаешь, куда деваться от отвращения. Он же, в общем, насчет сердца правильно говорил, почему же отвращение?
С и д о р к и н. Наверно, не только в том дело, какие слова, а и в том, кто их скажет. Другому хорошие слова, Калерия Ивановна, и не к рылу. До чего ж немилосердна к Косте жизнь, ай-ай-ай. Крутит его и крутит, что ты скажешь.
На улице плачет О л е с о в а.
О л е с о в а. Так они со мной поступили. Это черствые эгоисты. Друг друга выживали. Не столько и счастья того было, как друг друга выживали. Обо мне ни один не думал, что у меня нервы вконец измотаны.
О л е с о в. Мы его, Галя, найдем. Человек не иголка, не может пропасть.
О л е с о в а. Нет! Ничего уже не будет!
О л е с о в. Может, не сразу, но найдем, увидишь. Да и он не каменный же. Не выдержит, заскучает по тебе, пришлет весточку, а то и сам прилетит. Он тебя любит, как ты не поняла?
О л е с о в а. О ком ты говоришь?
О л е с о в. О Толе.
О л е с о в а. Не вынесу, не вынесу! Я тебя тут ждала, чтобы сказать: не вынесу, слышишь? Ребенок уехал... Ты живешь с этой фельдшерицей... Убийцы вы все!
О л е с о в. Не делай меня виноватым больше, чем я есть.
О л е с о в а. Костя, ты вернешься, правда? Забудем, что было. Я одна, Костя!.. Ты вернешься, слышишь? Ты обязан! Ты не смеешь! Ты муж, не имеешь права жену бросать на позор! Я твоя жена, а не она!
О л е с о в. Что ты говоришь, зачем я тебе, ты же на развод подала!
О л е с о в а. Ну так что, что подала. Подала и обратно возьму, а ты не имеешь права...
О л е с о в. Галя, не играй мной.
О л е с о в а. Это вы играете! Смотрите - доиграетесь! Смотрите!.. Когда, значит, ты пьяный, ты, значит, с семьей... А трезвый - с фельдшерицей...
Олесов идет прочь.
А до семьи дела нет. Что ребенок сбежал - ему все равно. Что жена руки на себя наложит...
Олесов пришел домой. Его ждут К а л е р и я и А с я - она отчужденно стоит у окна, в пальто и шапочке, всячески подчеркивая, что пришла по делу. В кухне курит С и д о р к и н. Все молчат.
А с я (звонко и холодно). Вот и папа. Здравствуй, папа.
О л е с о в. А с я...
А с я. Я с известиями. Нехорошими.
О л е с о в. Я уже знаю. Мы найдем его, А с я. Я и маме сказал. Встретил ее сейчас на улице. Обязательно найдем, не военное время, как это не разыскать.
А с я. Я тоже считаю, что найдем. Но сейчас не в нем дело. Ему без нас не хуже, а лучше. Он парень грубый и псих немножко, но он неплохой. Не пропадет... Папа, маме очень плохо. (Молчание.) Ты не думай, она меня не посылала, я по своей инициативе пришла. (Молчание.) Ты вторую новость, не про Толю, тоже знаешь?
О л е с о в. Знаю все новости.
А с я. И что же дальше?
О л е с о в. А ты чего от меня ждешь? Что я, по-твоему, должен делать дальше?
А с я. Удивляюсь. Надо подсказывать? Ну, конечно, ты должен быть около нее. Единственное, что может поднять ее дух.
О л е с о в. Что поднять?
А с я. Ее достоинство.
О л е с о в. Ее достоинство - в том, чтобы я был около нее?
А с я. Так она говорит.
О л е с о в. В бреду говорит. В бреду, понимаешь? Она больна!
А с я. Тем более. Значит, нужно ее лечить. В такое время нельзя, извини меня, ограничиваться алиментами и утешениями издалека. Да и тебе, папка, тоже будет с нами отчасти лучше.
О л е с о в. Ты считаешь?
А с я. А помнишь, как ты планы строил - как ты вернешься к инструменту, про моторную память еще говорил, помнишь? И что же? Даже не пытаешься вернуться. Попробовал и бросил, эх ты. Чем угодно занимаешься, только не тем, чем надо.
О л е с о в. Я зарабатываю на кусок хлеба и на то, что ты называешь алиментами.
А с я. Я не виновата, что это так называется. Не понимаю, что обидного в этом названии. Я хочу сказать, у тебя такой характер - тебе полезно, чтобы напоминали о главном. Но сейчас даже это не главное! Даже твоя музыка! Главное - мама! Это преступление - оставить ее сейчас одну! Я говорю при Калерии Ивановне, потому что не хочу говорить исподтишка, у нее за спиной. Я говорю то, что могу сказать всему свету! Если вы настоящий человек, Калерия Ивановна, вы ему то же самое скажете. Прошлый раз вы мне показались настоящим человеком. Я к вам почувствовала такое уважение. Так в вас поверила. Не может быть, чтобы вы ему сказали - не иди к ней, пусть она одна...
О л е с о в. Сделай одолжение, обращайся ко мне, а не к Калерии Ивановне.
С и д о р к и н (вдруг выходит из кухни). Да ты что? Ты что делаешь, ты понимаешь, на что ты замахнулась? Замахнулась, разрушить хочет! Не разобравшись, не поняв ничего своим умишком школьным! Ух, мастера замахиваться! (Уходит, хлопнув дверью.)