Прошли.
Декорация первого действия. Б а к ч е н и н и Ш е м е т о в а на лестничной площадке у окна. Вечер, пассажиры угомонились. Закрыт книжный ларек. За окнами в метели бродит прожектор.
Ш е м е т о в а. Вот так-то.
Б а к ч е н и н. Не выдержал, продал? Гуманист, глубокая совесть... И ты ему написала "спасибо"?
Ш е м е т о в а. За то, что нанес последний удар?
Б а к ч е н и н. Я говорил!.. Воображает, что сделал благородное дело!
Ш е м е т о в а. Он хотел по-честному... Конечно, нелегко было, когда уехала. Так душно, так горько, - но и гордость была, что свое счастье отдаю обездоленной. И одинокой себя не чувствовала, и тебя не чувствовала чужим, - вокруг нашей жертвы свет был, я голос твой издалека слышала... Потом приходит это письмо от Арефьева. И оказывается: никакой моей жертвы нет, твоей тем более, жертвовать-то некому... Я принесена в жертву, одна я.
Б а к ч е н и н. Что я скажу?
Ш е м е т о в а. Теперь что говорить. Одну вы тогда допустили ошибочку. Испугались, что обузой вам буду. А я уж, поверьте, что-что, а обузой никогда никому не была, в высшей степени это умею - не быть обузой.
Б а к ч е н и н. Ты очень несчастлива?
Ш е м е т о в а. Это выкиньте из головы. С тех пор как заставила замолчать посторонние голоса, все у меня прекрасно. Люди рядом тактичные, внимательные. Живем на основах взаимного уважения. Дай бог другим женщинам жить, как я живу.
Б а к ч е н и н. Разреши сказать - ты тоже сгоряча вела себя не очень правильно. Если сколько-нибудь мной дорожила, должна была бороться. Вразумить дурака.
Ш е м е т о в а. Бороться? Против безрукой, беспомощной, вставшей из могилы?
За колонной, стараясь не шуметь, танцуют А л е н а и К о л о с ё н о к. Колосёнок держит ее одной рукой, в другой транзистор, звучащий чуть слышно.
А л е н а. Вы хорошо танцуете. Практика?
К о л о с ё н о к. Угу.
А л е н а. По дворцам культуры?
К о л о с ё н о к. Главным образом.
А л е н а. Мне нравится, что вы хорошо танцуете.
Колосёнок старается изо всех сил.
А какая у вас специальность? Не очень, как видно, пыльная, если вы главным образом по дворцам культуры.
К о л о с ё н о к. Вот именно пыльная. Я инженер-строитель.
А л е н а. Строите дома?
К о л о с ё н о к. Мосты.
А л е н а. Я строителей мостов не такими представляла.
К о л о с ё н о к. А какими?
А л е н а. Суровыми и могучими.
К о л о с ё н о к. Я по утрам упражняюсь с гантелями. А на работе я достаточно суровый.
А л е н а. Нет-нет, вам не надо суровости! Мне как раз нравится, что вы такой несуровый строитель мостов. Что это за музычка, я ее не знаю.
К о л о с ё н о к. Что-то такое из-за океана.
А л е н а. Говорят, на обоих полушариях метель. Вообразите метель над океаном. Громадные, громадные, бесконечные волны, и над ними снег несется, и эта музыка, и все кружится... и мы с вами кружимся, как снег...
У окна. Бакченин и Шеметова.
Б а к ч е н и н. Обе были чужие. Я когда женился, думал: что ж, сейчас чужая, потом своей станет. Не стала ни одна! Кто вкусил, говорят, сладкого, не захочет горького. Я знал такое, что не перешибить ничем. Заслужил, не заслужил, но подарили мне однажды такое. Вот в чем дело. И уже никто твое место занять не мог. Возмездие мое в этом, должно быть. Говорю себе - есть же другие области, где я и хорош, и нужен, не сошелся свет клином на сердечных делах, на семейных! А старость передо мной стоит и говорит: все равно ты пустоцвет, все равно подохнешь - никто не заплачет...
Ш е м е т о в а. Иной раз, если вдруг нарушится привычный ход вещей... вроде вот сегодняшней вынужденной посадки... Словно шел-шел, и вдруг стоп, и смотришь... и дико станет - что это мной так распорядились?.. Но это на минутку, не думай. Знаете, как бывает заснешь, увидишь страшное и велишь себе проснуться.
Б а к ч е н и н. Милая моя! До чего мне все близко, что ты говоришь. И про страшные сны. И про остановки, когда оглянешься и думаешь - зачем я, что мне разум затмило, да я ли то был? Чтоб я предал эти руки родные, эти глаза? Вся ты родная, все в тебе мое кровное, до ужаса кровное!
Ш е м е т о в а. Что ты сделал!
Алена и Колосёнок танцуют.
А л е н а. Сказать, что мне в вас не нравится?
К о л о с ё н о к. Скажите, если не очень обидное.
А л е н а. Что в смысле поэзии у вас ничего за душой. Не обиделись?
К о л о с ё н о к. На правильную критику чего ж обижаться. Но, может быть, - каждому свое? У вас стихи, можно сказать, тоннами, а у меня зато вот этот маленький транзистор - сознайтесь, он веселей ваших стихов.
А л е н а. Транзистор ерунда, у каждого может быть. Хотя мне понравилось, как вы его кстати достали из чемоданчика - как раз когда мне захотелось танцевать.
К о л о с ё н о к. Я многое делаю кстати.
А л е н а. А что-нибудь еще у вас в чемоданчике есть развлекательное?
К о л о с ё н о к. Теперь придется завести. Мы ведь не навсегда расстанемся? Я буду приезжать в Москву.
А л е н а. Как мы летаем в Новосибирск! Даже чаще! Каждую неделю!
К о л о с ё н о к. Каждую неделю - затруднительно.
А л е н а. Ну, каждый месяц.
К о л о с ё н о к. Месяц - тоже не выйдет.
А л е н а. Я буду вас встречать на аэродроме и махать цветами! Вы по цветам издали увидите, что я тут!
К о л о с ё н о к. Я тоже хочу вам что-то сказать. (Волнуется.) У меня первый раз в жизни такая встреча. Вы верите в любовь с первого взгляда?
А л е н а. Конечно.
К о л о с ё н о к. А вы считаете меня человеком, который может дать счастье?
А л е н а. А какое счастье вы можете предложить?
К о л о с ё н о к. Могу, например, выучить наизусть все стишки этого, как его, который умер восемьсот лет назад.
А л е н а. Прекратите эти шутки. Что за серость, в конце концов. Для меня нет ничего выше искусства, знайте. Самое мое большое горе - что мне не дано таланта. Когда пробую писать, дрянь получается. Но я его все равно обожаю и буду обожать всю жизнь. Знайте!
К о л о с ё н о к. Я согласен. Вы будете обожать его, а я вас. Я постараюсь не быть серым.
А л е н а. Серым - нехорошо.
К о л о с ё н о к. Уж куда хуже.
А л е н а. Я вам скажу, каким должно быть наше счастье. Я терпеть не могу быта.
К о л о с ё н о к. В каком смысле?
А л е н а. В самом прямом. Отягощающем душу. Меня вполне устраивает, как мы живем тут: едим что придется, танцуем где попало...
К о л о с ё н о к. Что ж, условие приемлемое. Будем танцевать где придется и есть что попало. А бриться по утрам можно?
А л е н а. Бриться - да.
Н ю ш а (проходит). Алена, мы идем в ресторан чокнуться за папу. (Колосёнку.) Я вас предупреждаю - из этого не получится ровным счетом ничего.
А л е н а (танцуя). Нюшечка, душечка, не порти мне мой лучший вечер.
Н ю ш а (Колосёнку). Не обольщайтесь. Все только треп от упоения жизнью.
А л е н а. Нюшечка, все равно моя фамилия будет Колосёнок.
Н ю ш а (Колосёнку). Имейте в виду.
К о л о с ё н о к. Я очень благодарен, но простите, это, возможно, самонадеянно, даже неприлично, даже безумно с моей стороны, - но, может быть, вы ошибаетесь?
Н ю ш а. Идешь, Алена?
А л е н а. Да-да, сейчас.
Нюша уходит.
Толечка, вы понимаете, я не могу пригласить вас на наше узкосемейное торжество. Еще, пожалуй, рано.
К о л о с ё н о к. Я понимаю.
А л е н а. Я только чокнусь.
К о л о с ё н о к. Я буду у двери.
А л е н а. Только чокнусь, и сразу.
В ресторане за столиком собрались б а б у ш к а, д е д у ш к а, Н ю ш а, Л и н е в с к и й.
Н ю ш а (Люсе). Еще бокал.