И вот наконец этот день настал. Его познакомили с Марион, и на этом все кончилось. Какое злосчастье! Все так и осталось, как было, и поведение Марион по-прежнему необъяснимо. И как она была холодна с ним во время этой короткой встречи! Голтспер с горечью вспоминал о своем разговоре с нею.
При всей своей опытности и достаточном знании женского сердца Голтспер, видимо, заблуждался относительно Марион. Возможно, будь это более заурядная женщина, он был бы прав в своих рассуждениях. Скитаясь по разным странам, Голтспер в своей жизни одержал немало побед, но никогда еще он не чувствовал себя в таком плену, в каком держала его эта синеглазая золотоволосая девушка, похитившая у него не только сердце, но и, по-видимому, разум. Он смотрел на ее перчатку вопрошающим взором, как если бы он ждал, что она ответит ему: упала ли она случайно под этим деревом или ее уронили нарочно для него, чтобы он ее поднял и хранил?
Конь его нетерпеливо бил копытом о землю, словно требуя ответа.
– Ах, Хьюберт! – вздохнул всадник. – Как ты ни дорог мне и как ни велика услуга, которую ты мне оказал сегодня, я был бы готов расстаться даже с тобой, лишь бы узнать правду: могу ли я считать эту тропинку самым священным местом на всей земле? Но едем, мой друг! Тебе уже давно пора быть в стойле. Ты, верно, устал после поединка, да еще проскакав потом двадцать миль. Да, правда, я и сам устал. Едем-ка домой отдыхать!
И, чуть тронув коленями бока своего послушного коня, понимавшего каждое его движение, всадник медленно поехал прочь с этого места, полного для него сладостных воспоминаний, которым он и хотел и не смел верить.
Глава XXII. ИСПОВЕДЬ РАЗБОЙНИКА
Было уже совсем поздно, когда Генри Голтспер подъехал к полуразвалившимся воротам усадьбы «Каменная Балка». Тяжелые входные двери старого дома были распахнуты настежь, и в тусклом свете свечи, мерцающей в холле, смутно выступали очертания высокого портала под каменным куполом арки норманнской архитектуры.
В дверях на пороге неподвижно стоял человек, словно застыв в ожидании.
Лунный свет, падающий на него, позволял различить в этом силуэте стройную, прямую фигуру молодого человека среднего роста в чем-то вроде туники из мягкой оленьей кожи. Его бронзово-коричневое лицо казалось еще темнее от низко спускавшихся на лоб черных, как смоль, волос. На голове у него была повязка наподобие тюрбана, на ногах – длинные гетры и мягкая обувь из того же материала, что и туника. Пестрый вышитый пояс перехватывал талию, а слева за поясом торчал короткий нож.
В его черных, как уголь, глазах не выразилось ни тени удивления при виде приближающегося всадника. Пока всадник не подъехал к крыльцу, он стоял все так же неподвижно, не шелохнувшись, и лунный свет озарял его бронзовое лицо; его легко можно было принять за медную статую: порог служил ему пьедесталом, а арка над его головой создавала впечатление ниши. Только когда конь наконец остановился, статуя вдруг выступила из своей ниши; мягкими, кошачьими шагами индеец скользнул вперед и, приняв поводья из рук хозяина, замер, дожидаясь, когда он сойдет с лошади.
– Поводи Хьюберта минут пять, – сказал Голтспер, соскакивая с седла. Эта развалившаяся конюшня слишком сыра для него после такой пробежки. Разотри его хорошенько да покорми как следует, прежде чем отвести в конюшню.
Все эти наставления, сделанные на его родном языке, краснокожий слуга выслушал молча.
Только по легкому движению головы можно было догадаться, что он понял и готов выполнить все, что ему говорят.
Хозяин, по-видимому и не ждавший другого ответа, поднялся на крыльцо.
– Кто-нибудь спрашивал меня, Ориоли? – сказал он, останавливаясь на ступеньке.
Ориоли поднял правую руку и, вытянув ее горизонтально, указал на дверь.
– Там кто-то ждет?
В ответ последовал безмолвный кивок.
– Один или больше?
Индеец поднял руку, зажав все пальцы, кроме одного.
– Только один? Что же он, пришел или приехал верхом?
Ориоли ответил, зажав указательный палец левой руки между указательным и средним правой.
– Верховой! – удивленно воскликнул Голтспер. – Что же это за поздний гость? Я никого не ждал сегодня ночью. Тебе не знаком этот человек, Ориоли?
Индеец закрыл глаза рукой.
– По-твоему, он приехал издалека?
Индеец вытянул правую руку во всю длину, подняв кверху указательный палец, и медленно притянул руку обратно к телу.
Незнакомец приехал издалека – Ориоли мог сказать это по его лошади.
– Как только ты отведешь Хьюберта в конюшню, проводи гостя ко мне в гостиную. Да поторопись – может быть, он не намерен остаться на ночь.
Ориоли взял коня под уздцы, и оба исчезли так внезапно и беззвучно, словно растаяли в воздухе.
– Надеюсь, это кто-нибудь из Лондона, – рассуждал сам с собой Голтспер, проходя в комнаты. – Мне как раз нужно послать с поручением в город, а я не могу обойтись без Дэнси и Уэлфорда. Наверно, там уже известно о прибытии сюда Скэрти; но то, что сэр Мармадьюк примкнул к нашим рядам, – это для них будет новость, и хорошая новость! Она обрадует и Пима и Гемпдена... Не стану дожидаться, пока Ориоли приведет его ко мне, – решил он. – Наверно, он оставил его сидеть в столовой. Пойду-ка я к нему сам.
И Голтспер направился в столовую, чтобы поскорее увидеть своего ночного гостя.
В столовой никого не оказалось, и он прошел в соседнюю комнату, куда Ориоли мог отвести незнакомого посетителя. Там тоже было пусто, так же как и в других комнатах. Так он дошел до библиотеки, которая служила ему кабинетом и куда он велел Ориоли привести гостя.
В библиотеке тоже никого не было, и Голтспер остановился в недоумении, не зная, что и подумать, как вдруг до него донеслись какие-то странные звуки, и он, выйдя в коридор, увидел слабую полоску света, пробивающуюся из кухни. Открыв дверь, он сразу увидел гостя, почтившего его своим визитом и оставшегося дожидаться в столь поздний час. Это был Грегори Гарт.
Бывший разбойник лежал, растянувшись на деревянной скамье возле очага. Огонь в очаге погас, и полуобгоревшие вязанки сырого хвороста чуть тлели на решетке в куче золы и потрескивающих углей.
Лампы в кухне не было, но в слабом свете раскаленных углей и изредка вспыхивающих язычков пламени Голтспер без труда узнал своего гостя.
Грегори спал крепким сном, как будто он был у себя дома и наконец-то добрался до собственной кровати. Вся кухня содрогалась от могучего храпа, и, по всем признакам, разбудить его было не так-то легко.
– Так вот кто пожаловал ко мне! Мой почтенный друг Грегори Гарт! промолвил Голтспер, наклоняясь над спящим и с улыбкой глядя на своего бывшего слугу.
В ответ раздалось мощное храпенье, похожее на рев носорога.
– Любопытно, что привело его сюда так скоро после этой... Разбудить его, что ли, да спросить?.. Или оставить его отсыпаться до завтра?
И снова звучный храп, как бы приветствующий эту заманчивую возможность, вырвался из груди спящего.
– Что ж, я, признаться, рад, что он явился ко мне, – продолжал Голтспер. – Видно, он сдержал обещание и распустил свою разбойничью шайку. Надо полагать, что так. Возможно, в нем еще сохранилось что-то порядочное... Хотя, как знать... может, все, что и было когда-то, теперь уже давно вышиблено. Судя по тому, как он мирно спит, его не особенно мучают угрызения совести. Но какие бы дела ни водились за ним, я надеюсь, что руки его чисты от...
Голтспер не решился высказать до конца то, что ему уже не раз приходило в голову.
– Бросаться на человека с пикой в руках – конечно, это ужасная улика. Кто знает, чем бы все это кончилось, если бы я вовремя не узнал его... Так как же – дать ему отоспаться?.. Ложе у него не из мягких, но мне и самому не раз приходилось спать не мягче, и, я думаю, Грегори Гарт не избалован хорошим жильем. Не беда, если он поспит и здесь. Оставим его до утра.