Глава III
Нынешний и святопочивший владыки Черногории
С особенной отрадой вкушал я тишину мирной монастырской жизни и горный воздух Черногории. Келья моя была рядом с кельей Владыки, и, вместе с двумя соседними, составляла все укромное жилище Правителя Черногории. В одной, из двух остальных келий, помещалась его обширная библиотека, другая – служила ему спальней, кабинетом и приемной; столовая – рядом. Большую часть дня проводил Владыка в трудах и занятиях по управлению своим народом; у меня были свои заботы, главнейше занимался я изучением туземного языка. – Язык этот, без сомнения, составляет самое чистое и не испорченное сербское наречие; между тем как речь серба испещрена множеством иностранных слов, особенно турецких, язык Черногории остался в первобытной красе своей, как и сам ее характер. Только несколько иностранных слов, итальянских и турецких, занесено сюда вместе с иностранными предметами, для которых не нашлось сербских названий.
Остальное время дня я проводил с Владыкой. Иностранцы часто говорили о нем. Видя его мельком в Вене или зная только понаслышке, они исказили не только характер, но даже наружный вид его, и это одно уже налагает на меня непременную обязанность представить его лицо в настоящем свете. Я должен начать рассказ свой несколько выше.
В то время, когда Наполеон громил всю Европу, русская флотилия на Адриатическом море одна не знала поражений. Ею командовал Сенявин, а с ним, неразлучно или в постоянной связи, находился Владыка Черногории, предместник нынешнего, герой Славянского края; с небольшим десантным отрядом, составленным из русских и черногорцев, они били французов по всему восточному берегу Адриатического моря, от Антивари до Зары. Древняя республика Рагузы оставила по себе одни развалины. Катаро, эта чудная твердыня, воздвигнутая по чертежам Микель-Анджело, была два раза взята черногорцами приступом, с помощью одних ружей и ятаганов и при незначительном пособии флота, случившегося в проливе Боко-ди-Катаро, в первый раз русского, во второй – английского. Святопочивший (как называют черногорцы своего покойного Владыку) признан был Правителем духовным и гражданским провинции Боко-ди-Катаро. Но не стало Наполеона; Европа облеклась в прежние формы, и Черногория должна была также вступить в свои границы и сдать Катаро, купленный ценою ее пожертвований и омытый кровью русских, австрийцам. Она свято исполнила волю русского монарха, которому вверила судьбу свою при заключении Парижского трактата. От прежнего времени Черногории осталась только одна слава, а с нею вместе усилившаяся до крайности страсть к битве. Раздоры, порожденные частым отсутствием Владыки и неприязненным влиянием соседей, кипели внутри, пограничные сшибки не умолкали, кровомщение заменило все законы и всю власть. При этих-то обстоятельствах только мощная рука Святопочившего Петра, закрутив бразды правления, удерживала народ в повиновении и единстве. Это было необыкновенное лицо необыкновенного девятнадцатого века. С прекрасной наружностью, он соединял глубокий, проницательный ум, который приводил в отчаяние самых искусных французских дипломатов, обвивавших его кольцом лести и соблазна; но никогда не прикрывал он политической необходимостью видов собственного честолюбия, и оставался верным своему долгу и слову, при самых трудных для него обстоятельствах. Его честолюбие или, правильнее, его ум и деятельность конечно не могли вмещаться в тесном кругу Черногории. Овладев Катаром, он сделался духовным главою всего Поморья. Герой своего века и края, Петр имел чрезвычайное влияние на все Славянские племена православного исповедания, и, при его усилиях, не раз стряхали они тяжкие цепи французского владычества и не унывали при неудачах. Напрасно французы, не успевшие ни привлечь его на свою сторону всевозможными обещаниями, ни победить его, поставили над Поморьем другого митрополита, – духовная власть Святопочившего Петра, а с тем вместе и влияние над ним не уменьшились. – Он был чрезвычайно храбр, и, нередко, увлеченный жаром битвы, опережал своих с крестом в одной и с мечом в другой руке. Простое, патриархальное обращение возвышало его характер и, соединенное с даром сильной и убедительной речи, увлекало за собой собеседников, которые никогда не замечали проглядывавшей в его орлином взоре недоверчивости, отличительной черты черногорцев и вообще всех восточных народов. Святопочивший Петр пользовался вполне милостью и доверенностью русского монарха, которая, если и колебалась когда, то потом возрастала с большею силою. Он украшался знаками ордена Св. Александра Невского, а многие из его сподвижников имели знаки Георгия 4-й и 3-й степени. Любимый в высшей степени своим народом, он преставился, смертью праведника и достойного правителя, среди стекшихся отовсюду черногорцев, поучая их до последней минуты своим словом. Он умер 18-го октября 1830 года, и племянник его, 18-летний юноша Петр, нынешний Владыка, наследовал, по выбору народа и духовному завещанию умершего, его митру и власть гражданскую, при тяжких обстоятельствах, о которых мы говорили.