Обращаюсь к наружному виду Владыки. Чрезвычайно высокого роста, стройный, с черными, как смоль, ниспадающими по плечам волосами, с глазами, полными блеска, правильными чертами лица – Владыка представляет образец мужественной красоты. Я знаю только одного[12], в лице которого более величия и поражающей красоты. Его знает вся Европа! Художник избрал бы правителя Черногории образцом для изображения Геркулеса, а философ путеводителем в своей жизни. Владыка ведет жизнь чрезвычайно умеренную: стол его более чем неприхотливый; в одежде своей прост, но отличается от прочих черногорцев. Он до того щедр и сострадателен к нищете, что нередко отдавал последнюю свою рубаху бедному. Изучение языков и литературные занятия составляют его страсть и отдохновение от тягости правительственных забот. Он считается одним из первых литераторов между славянами, очень хорошо говорит и пишет по-русски и по-французски, и, в случае нужды, может изъясняться по-итальянски. Но чувство в нем преобладающее, чувство, развитое в высшей степени, – это пламенная любовь к родине, к ее славе, ее благоденствию; в этом отношении, он постоянно находится в каком-то восторженном состоянии. Я мог бы долго говорить о правителе Черногории, и только скромность заставляет меня умолкнуть. – Трудный путь избрало ему провидение, но провидение и подкрепит его на нем!..
Глава IV
Путешествие по нахии Церничке
25-го мая (6-го июня).
Обжившись в Цетине, ознакомившись несколько с народом и сблизившись с его достойным правителем, я решился приступить к исследованию самого края, и на первый раз избрал предметом своей экспедиции нахию Церничку, как наиболее доступную по положению своему. 6-го июня нов. ст. я отправился в путь, в сопровождении нескольких переников и черногорцев из рабочего класса.
С каждым днем убеждаюсь более и более в том, что ограждает, и надолго оградит, свободу черногорцев? Это их горы, неприступные для европейцев, это их нравы, дикие для так называемого образованного человека, это их обычаи, заменяющие законы, и гораздо сильнее законов письменных.
Я изнемог. Переход через границу нахии Катунской и Речки напомнил мне горы Средней Азии. К счастью, здесь нет леса и болот на пути, за то эти наваленные в беспорядке громады известковых глыб, свидетельствующие о недавнем их разрушении, эти торчащие, острые камни и местами поросший терновник, прикрывающий бездны от глаз неопытного путника, казалось созданы для того, чтобы заслонить этот край от человека; но человек взял его с бою от вечно состязающейся с ним природы; он усвоил его, своею кровью упрочил обладание над ним, и отдаст только с бою, только с последнею каплею крови. Этот человек нам брат по духу и племени.
Для черногорцев везде путь; почти все деревни имеют между собою сообщение, но глядя на эти тропинки, вьющиеся между утесами и ленточкой ниспадающие в бездну, вы скажете – это след зверя, или, скорее, вешний след нагорного ключа. – Мне вспал на мысль остроумный ответ Даниила, митрополита и Владыки Черногории, Петру Великому: – «Сколько у вас крепостей?» – спросил Петр. – «50», – отвечал, не запинаясь, Владыка. Он разумел под словом крепость каждую деревню, укрепленную этими неприступными горами и грудью черногорцев, и был прав! Может быть желал он также придать более важности своему народу, вступавшему, в то время под сильное покровительство России. Как бы то ни было, но Петр I, окинув орлиным взором восток Европы, постигнул всю важность союза со страной, ничтожной по величине и населению, но сильной своим мужеством и важной, для тогдашней политики, своею постоянною ненавистью к Турции.
12
О первой встрече Петра Негоша с Николаем I в 1833 году в столице распространился следующий слух: «когда Петр II Негош вошел, то Николай I, будучи очень высокого роста, увидев его, удивленно воскликнул: «О, вы выше меня!» Не растерявшись, владыка ответил: «Только Бог выше русского царя» [15, С. 28]. –