Выбрать главу

Такая, скажем, блестящая и сияющая, как фейерверк, фамилия Пушкин мало обозначает чего хорошего, если от нее немного отвлечься и если отойти от привычки к ней. Это будет средняя фамильица из батальной жизни, вроде — Ядров, Пулев или Пушкарев.

А между тем эта фамилия благодаря великим делам засияла, как фейерверк, как комета на небе и как солнце в мировом пространстве.

А такая благозвучная фамилия, как Долгоруков[17], если опять-таки отвлечься от привычки и чуть сместить обозначения, получится просто дрянная, не дающая радости своему владельцу — Длиннорукий.

Нет, нам сдается, эта фамилия Волосатов — фамилия правильная и подходящая.

А если кому-нибудь она все же покажется смешной и если кто-нибудь увидит в этом склонность автора выставлять все, так сказать, святое в пошлом, комичном и мизерном виде, то на всякий случай вот вам еще фамилии и имена.

Отличное, мощное и красивое имя римского императора — Калигула[18] — обозначает всего-навсего «солдатский сапог». Имя другого римского императора — Тиберия[19] — означает «пьяница». Клавдий[20] — «разгоряченный вином». Дивное, поэтическое наименование — Заратустра[21], рисующее нам нечто возвышенное, поднебесное, обозначает, увы, в переводе с арабского «старый верблюд». Мечта поэтов и желание многих дам называться хоть сколько-нибудь похожей фамилией — Боттичелли[22] — в переводе на наш скромный язык означает всего лишь маленькую бутылочку или посудину. И, стало быть, сама фамилия будет по-нашему — Бутылочкин или Посудинкин. Эдип[23] — «опухшие ноги». Знаменитый художник Тинторетто — значит «маляр», «красильщик»[24]. Замечательный писатель Вассерман[25] — Водянкин или там Водовозов. И даже фамилия политического деятеля Пуанкаре[26] означает примерно — Кулаков («квадратный кулак»).

Учительница французского языка, когда автор учился в школе, имела прелестную фамилию Матино, что чрезвычайно шло к ее задорному французскому личику. Однако если эту фамилию, так сказать, перепереть на язык родных осин[27], то это будет просто нечто даже недостойное — дворовая собачонка. Или, значит, по-нашему, — Дворняжкина. То-то здорово! То-то огорчение для любителей заграничной красоты и эстетики!

Нет, мы решительно не нарушаем мирового порядка, придавая нашему герою скромную фамилию Волосатов, что по-французски будет, если хотите, мосье Шве. А по-немецки — господин Харман. А по-итальянски, может, черт его знает, — Беатрисини, или, скажем, Солио, или Дидини. Я не знаю.

Одним словом, Василий Петрович Волосатов жил в Детском Селе вместе со своей семьей.

Жена Екатерина Сергеевна, пятидесяти лет, сын Николаша, девятнадцати лет, и, наконец, дочка, взрослая девица, научный работник и литературовед, Лидия, или, проще, Лида, — вот какова была семья у нашего стареющего профессора.

Его, между прочим, называли в семье не Вася, и не папа, и не Василий Петрович, его называли очень странно и даже несколько необычно, его называли — Василек.

— Вот и Василек приехал, — говорила Лида, увидев папу.

— Василек, иди обедать, — звала супруга.

И даже домработница, правда, конфузясь, называла его за глаза Васильком, хихикая при этом и покачивая головой, — дескать, выдумали, черти, бесятся от излишнего жиру.

Это миленькое и радостное наименование чрезвычайно не подходило к стареющему, обрюзгшему человеку, потерявшему сияние молодости и свежести.

Автор не знает, как возникло это имя. Быть может, сердобольная мама, нежно целуя и лаская миленького ребенка, ужаснулась вдруг простоте имени и стала называть его этим забавным уменьшительным аллегорическим словом.

Но скорей всего, хочется думать, так назвала его собственная супруга в счастливые годы молодости и юности. Быть может, они только что поженились. Быть может, они сидели на балконе и глядели на море и на закат солнца.

Чудный воздух струится. Темнеющее небо без одного облачка. Прибой моря. Парус где-то далеко.

Ах, автору живо представляется эта счастливая картина!

Они сидят на балконе и любуются красотой природы. Ему двадцать три года, ей двадцать.

Он крепкой загоревшей рукой обнимает ее тонкий стан. Она, склонившись головкой, полулежит на его плече.

Ей чудно и хорошо. Жизнь кажется волшебной сказкой. Рядом сидящий муж — древним героем, ведущим ее к неслыханным идеалам и к удивительной жизни. Помимо заката, ей, быть может, добавочно рисуются какие-нибудь там цветки, мотыльки, жучки, какое-нибудь там поле, даль, васильки, тюльпаны и белые лилии.

вернуться

17

Долгоруковы (Долгорукие) — знатный дворянский род, в энциклопедии Брокгауза-Эфрона упоминается 30 его представителей.

вернуться

18

Калигула — прозвище римского императора Гая Цезаря (12–41), действительно, происходит от солдатской обуви.

вернуться

19

Тиберий (43 до н. э. — 37 н. э.) — римский император в 14–37 гг.

вернуться

20

Клавдий — это имя носили несколько римских императоров: Тиберий Клавдий Нерон Германик (10 до н. э. — 54 н. э.) — римский император в 41–54 гг.; Клавдий II Готский (220–270) — римский император в 268–270 гг.

вернуться

21

Заратустра (Заратуштра, Зороастр; ок. 1000 до н. э.) — легендарный основатель древнеиранской религии, мудрец и маг. Зощенко делает ошибку в этимологии (это слово не арабского, а древнеиранского происхождения), на что указал автор одной из первых значительных работ о писателе (см.: Вольпе Ц. Искусство непохожести. М., 1991. С. 232). На рубеже XIX–XX вв. имя Заратустры стало актуальным после философской работы Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (1883–1884); Зощенко увлекался Ницше в юности.

вернуться

22

Боттичелли Сандро (1447–1515) — прозвище Алессандро Филипепи, знаменитого итальянского живописца Тосканской школы.

вернуться

23

Эдип — персонаж древнегреческой мифологии, сын царя Фив Лая, по неведению убивший своего отца и женившийся на матери; герой знаменитой трагедии Софокла «Царь Эдип».

вернуться

24

Знаменитый художник Тинторетто — значит «маляр», «красильщик». — Итальянский живописец Якопо Робусти (1519–1594) получил прозвище по профессии отца-красильщика (tintore).

вернуться

25

Вассерман Якоб (1873–1934) — немецкий писатель.

вернуться

26

Пуанкаре Раймон (1860–1934) — французский политический и государственный деятель.

вернуться

27

Однако если эту фамилию, так сказать, перепереть на язык родных осин... — Реминисценция из эпиграммы И. С. Тургенева на переводчика Шекспира Николая Христофоровича Кетчера (1809–1866):

«Вот еще светило мира — Кетчер, друг шипучих вин: Перепер он нам Шекспира На язык родных осин».