А хвастунов, которые хотят до облаков вознестись, а с крестьян и последнюю кожу бесчеловечно сдирают, не слушайте и не подражайте им. Они когда-нибудь увидят, что, так созидая церкви, не Божией славе, но своим прихотям и тщеславию служат, и церкви, высоко вознесенные, им ничем не помогут, когда крестьянские слезы, пред Страшным Судией Христом пролитые, увидят, и ужаснутся, и придут в смятение. Ибо что пользы храмы строить, а одушевленные храмы разорять? Стены высокие созидать, а крестьян полунагих, без пищи, соли и потребного к жизни оставлять? Это мучительство, а не богопочитание!
Христос в Евангелии говорит: милости хочу, а не жертвы (Мф 9:13; 12:7). Рассуждай о том, что пишу. Долго советуйся, и думай, и строй.
Я тебе, ей-ей, на пользу советую и пишу. Бог да вразумит тебя и поможет. Ему тебя со всем твоим домом поручая, остаюсь ваш слуга и доброжелатель,
Епископ Тихон Задонский.
Совет мой: [18]
I. Подать всем прошение пастырю, чтобы отставил неисправную настоятельницу.
II. Ты более келии своей держись, и Богу молись, и дело свое, какое можешь, делай.
III. На людей, что делают, не смотри, но учись от книг благочестивому житию.
IV. Уши и уста и глаза затвори, а только в церкви отверзай и в келии наедине.
V. Дружбы не имей ни с кем, разве какая будет благочестивая.
VI. Что нанесено будет противное, все терпи.
VII. Если мать твоя ищет спасения, а не миру сему угодить, то рассуди, не лучше ли к матери идти и с нею жить, когда в монастыре соблазны являются.
Видишь, ныне и монастыри хуже светских домов стали. Берегись, чтобы там не погибнуть, где надеешься спастись.
Спасайся.
Тихон.
Иван Михайлович! [19]
Письмо твое я получил. За переписку тетрадей благодарю, и ответствую на это и первое письмо.
На это. По моему мнению, нет тебе лучшего места, как Липовка. Там и особливая келья для тебя готова, и уединенное место, пригодное для чтения, размышления, молитвы и сочинения умного всякого дела, словом, по науке нашей, место весьма выгодное. Там и мой племянник живет, можешь с ним временами тоску разгонять, и разговором с ним и себе доставлять пользу [20]. Quia qui docet, bis docetur [21]. А когда захочешь проехаться, то и в Ксизово можешь с детьми на сутки проехаться. Я бы, ей, там безвыходно жил: так мне место то нравится. Но люди, Potissimum inimici mei arripiunt causam calumnandi ibi viveyntem [22], потому в монастыре себя заключил, и чуть ли никуда без крайней нужды не выйду. А если по причинам, известным тебе, там жить не нравится, то Никандру Алексеичу [23] говорил я, и он тебе хотел в саду хижину сделать, ради покоя, в Ксизове. Впрочем, я даю совет, а ты поступай предусмотрительно.
На первое письмо ответ.
1) Познание себя и своего сердца бывает от Писания Святого и прочих христианских книг. Но более всего и действеннее приводит нас в познание себя самих искушение, которое, как извне, через дьявола и злых людей, так и изнутри, через злые помыслы бывает. Искушение подобно лекарству, называемому рвотное, которое, принятое внутрь, извергает из желудка соки и пищу: так искушение показывает, что внутри сердца нашего кроется. И это среди прочих причина того, ради чего попускает на нас Бог искушение: дабы мы познали, что в сердце нашем кроется. Часто мним о себе нечто, но искушение нашедшее показывает, что мы ничто.
2) Отсюда видим, что и истинного покоя нет в мире сем. В городе и среди людей живем — соблазны и злые люди нас беспокоят; в пустыню и уединение вдаемся — тут большие и многочисленнейшие от сатаны и от помыслов беспокойства. Испытанному верь. И так мир сей, как море, всегда колеблет нас и везде беспокоит.
3) Если какой в мире сем покой есть, то он заключается только в чистой совести и терпении. Это есть гавань нам, в море мира сего плавающим. Совесть чистая не боится, потому и человек покоен. Терпение движущееся и волнующееся сердце укрощает и усмиряет, и так человека поставляет в тишину.
4) Терпению без бед и искушений научиться невозможно, ибо терпение — это зла и бед терпение, а не добра и благополучия. Также и совести доброй иметь невозможно, пока человек истинно не покается, и не будет по правилу слова Божиего житие свое исправлять.
18
По преданию, сохранившемуся в Серпуховском Владычнем монастыре, письмо это было написано свт. Тихоном в ответ одной послушнице Тамбовского женского монастыря, которая, соблазняясь поведением «неисправной» настоятельницы, обратилась к нему за советом: как победить ей такое душевное смущение и чем оградить себя от окружающих соблазнов.
19
Сведений об Иване Михайловиче, к которому пишет святитель, в предании не сохранилось. Из самого письма видно только, что Иван Михайлович трудился иногда над перепиской тетрадей, всего вероятнее, собственных сочинений святителя. Видно также, что он не лишен был классического образования и ученых стремлений, чем конечно и объясняется употребление в письме латинского языка, к которому, заметить надо, святитель почти никогда не прибегал в своих писаниях. Настоящее письмо было написано святителем, между прочим, в ответ на вопрос Ивана Михайловича относительно выбора места жительства, которое «способно было бы к чтению, размышлению, молитве, и сочинению умного всякого дела». Как на такое, святитель указывает на Липовку. Липовка — село в 15-ти верстах от г. Задонска.
20
Там и мой племянник живет — сын старшего брата святителя Тихона, Евфимия, бывшего дьяконом в Короцке, Филипп. Святитель, как видно, чувствовал себя особенно обязанным своему брату (См. Записки Чеботарева). Помня братнее добро, святитель сам в свою очередь, позаботился о детях своего брата. При отправлении своем в Воронежскую епархию, он взял с собой вышеупомянутого племянника, тогда еще 14-ти летнего мальчика, и воспитывал его в семинарии до самого философского класса, далее которого в то время и не простиралось учение в Воронежской семинарии. По удалении своем на покой, святитель продолжал следить за племянником, и, чтобы лучше приготовить его к предстоявшему ему служению, держал молодого человека некоторое время у себя в келии, и потом поселил его в Липовке. В настоящем письме святитель хочет, как видно, сблизить Ивана Михайловича со своим племянником, чтобы «пользовали они себе взаимно».
22
Potissimum inimici mei arripiunt causam calumnandi ibi viveyntem — особенно враги мои в этом находят повод к клевете на меня, когда я там живу.