Поэтому он вздохнул с облегчением, когда Рэвнер, к мнению которого констебль, очевидно, прислушивался, предложил отправить арестованного не к Вогану, а к другому судье, также живущему поблизости, - к Джекобу Джесюрону, владельцу Счастливой Долины. Посоветовавшись между собой, они согласились, что данный случай действительно подлежит компетенции мирового судьи Джесюрона.
Арестованных Герберта и Квэко повели под конвоем. Квэко бурно протестовал и грозил расквитаться и с Рэвнером и с констеблем, осмелившимися незаконно задержать свободного марона.
Глава XXX. ЯМАЙСКОЕ СУДОПРОИЗВОДСТВО
Джесюрон чинил суд на той же довольно неопрятной веранде, с которой накануне наблюдал гнусную процедуру клеймения. Но теперь он восседал в кресле за небольшим столом, покрытым зеленым сукном. На столе лежали перья, бумага, чернильница, золотая табакерка и два толстых тома. На переплете одного из них можно было прочесть громкое название: «Ямайское судопроизводство». Черный кожаный переплет как бы символически указывал, кого главным образом касались изложенные в книге законы, ибо добрые четыре пятых всех законоположений и правил относились только к людям с темной кожей.
Ради такого случая судья облачился в парадный костюм - в синий сюртук с золочеными пуговицами, синие панталоны и высокие сапоги. Порыжевшая касторовая шляпа была снята: священное таинство судопроизводства неукоснительно требовало, чтобы даже судья обнажил голову. Однако белый полотняный колпак все-таки остался на голове почтенного мистера Джесюрона. Ямайские судьи не так уж строго придерживались буквы закона.
Нацепив очки на нос и придав своей костлявой физиономии важное, надменное выражение, судья Джесюрон выжидал, пока рассядутся по местам все участники разбирательства. Собственно, в его лице был представлен весь суд... впрочем, предстоял только «предварительный допрос». Для вынесения приговора над белым требовалось присутствие присяжных и среди них - окружного судьи. Джесюрон располагал лишь правом заключить предполагаемого преступника в тюрьму до формального судебного процесса.
Герберта подвели к столу. Позади него выстроились констебль и его помощники. Справа от него стал Рэвнер, за ним - оба касадора. Квэко оставили во дворе и без стражи, поскольку против него не было выдвинуто никакого обвинения.
На суде присутствовал и зритель. Прекрасная Юдифь не пропускала ни одного важного дела, где участвовал ее многоуважаемый родитель. Но теперь она держалась на заднем плане. Она села у окна, выходившего на веранду, и ее красивое лицо скрывалось за кисейной занавеской. Таким образом, Юдифь отлично видела все происходившее на веранде. Хотя считалось, что ее никто не видит, но ажурная занавеска не вполне скрывала белый гладкий лоб и блестящие черные глаза, - полупрозрачная кисея делала их еще более загадочными и привлекательными.
Да прекрасная дочь Джесюрона, очевидно, и не хотела остаться незамеченной. Вместе с констеблем пришли несколько помогавших ему красивых молодых плантаторов, которым только того и надо было, что поглазеть на нее. С той минуты, когда они появились во дворе, молодая хозяйка Счастливой Долины уже больше не отходила от окна.
Но лишь когда разбирательство уже началось, она села за занавеской и принялась разглядывать присутствующих. Сперва взгляд ее, насмешливый и небрежный, блуждал от одного лица к другому, но вдруг он стал более напряженным. Презрительная усмешка исчезла с ее губ.
Кто же так привлек внимание красавицы?
Не кто иной, как сам «подсудимый», молодой Герберт Воган.
Что выражал ее взгляд? Сочувствие? Неужели в груди прекрасной Юдифи шевельнулось благородное чувство жалости к молодому незнакомцу, историю которого она уже знала от Рэвнера? Нет, ее душа едва ли была способна на высокие порывы. И, однако, в ней впервые заговорило какое-то особое, новое чувство. Она даже отдернула занавеску и во все глаза смотрела на подсудимого, нимало не беспокоясь о том, какое впечатление это может произвести на окружающих.
Джесюрон, сидевший к ней спиной, ничего не видел, но от остальных это не ускользнуло. Молодой англичанин, как ни мало он был склонен в этот момент предаваться размышлениям о чем бы то ни было, кроме своего плачевного положения, не мог не заметить прелестного лица прямо перед собой. Заметил он и взгляды, которые бросала на него красавица. «Не дочь ли это старика, сидящего за судейским столом?» - подумал он.