Море цвета грозовой тучи сообщало ту же окраску всему, что его окружало.
Всю жизнь мечтал писать дневник, всю жизнь собирал для этого тетради, блокноты, записные книжки — и никогда не заполнял в них ни одной странички. Все некогда. Но я не могу вспомнить ни одного дела, которым бы занимался. Я ничем не занимался. Я заседал. Я забыл, что впереди — смерть.
У него было нежного рисунка тонкое умное лицо с пышными, курчавыми, точно завитыми, вверх устремленными волосами, которые, подобно изящной дамской шапочке, очень компактно покрывали его голову, придавая лицу чрезвычайно нарядный вид.
Я — мост.
Пусть мост не крепок и обрушится после того, как по нему прошли. И то хорошо, что он пропустил одного, двух, трех.
Меня всегда интересует делать не то, что я умею, а то, чего я не умею.
Жизнь — не те дни, что прошли, а те, что запомнились.
Безработного из Гамбурга, раненного при обратном переходе границы, помещают на курорт в Тюрингии и обещают работу по излечении. Но у него дома невеста и он скучает по ней, а вызвать ее сюда трудно, не поверит, не поедет — и тогда, чувствуя и зная, как плохо ему придется дома, понимая, что ему придется стать подпольщиком (хотя он и не знает этого слова), то есть жить у дяди, потом у Франца, быть батраком, принять на себя все удары американской полиции, — он уходит домой. Все-таки его ведет одна надежда, что он вернется еще сюда с Эльзи.
— Надеешься ее сагитировать?
— Ну, какой из меня агитатор. Просто поверит, я думаю, когда я все расскажу, все, что видел…
Все пути ведут к коммунизму. Это так. Все профессии, все жизненные дороги. Все. Все.
Письма
Из писем А. М. Горькому
23.12.32
Дорогой Алексей Максимович!
На днях мне предстоит сделаться редактором журнала «30 дней», и я решил написать Вам, несмотря на то, что дело маленькое, и просить по целому ряду вопросов Вашего совета. Я знаю Ваш прежний отрицательный отзыв о журнале, слов нет, журнал очень плохой, неясный какой-то, беспокойный, и в таком виде, как он есть, едва ли стоит ему существовать далее.
Но мне кажется, что, если приложить немного усилий, можно сделать его и нужным, и серьезным, и интересным. Самое главное — это определить его тип. Я просмотрел комплекты журнала за все девять лет его существования — несмотря на временами безобразное ведение дела, журнал всегда привлекал много молодежи, и целый ряд писателей, как Борис Левин, Митрофанов, В. Герасимова, Ильф и Петров, а раньше В. Катаев и Багрицкий, начали печататься в «30 днях».
Журнал воспитал и несколько хороших очеркистов, теперь работающих в «Правде» и толстых журналах. Все, что он сделал хорошего, шло по линии культуры маленького рассказа.
Недостатком же журнала было то, что он стремился стать сразу всем — и информатором о зарубежной жизни, и журналом оперативно-деловых очерков о строительстве, и справочником довольно старенького и пошленького уюта со своей страничкой анекдотов, ребусов и шахмат.
Сейчас наши журналы как-то типизируются. Лабораторией делового строительства и краеведческого очерка стали «Наши достижения», «За рубежом» концентрирует всю оживленную хронику и Запада и Востока, и на долю «30 дней» остается, по-моему, работа с маленьким рассказом — нашим и переводным. Как ни ищут наши редакторы крохотных рассказов — их нет в том количестве, какое нужно. ВОКС и МОПР завалены просьбами из-за рубежа присылать небольшие рассказы, им обеспечено немедленное и широчайшее распространение. А таких рассказов почти нет, у нас забыли сюжетную новеллу.
Мне вот и кажется, что было бы кстати превратить «30 дней» в такую мастерскую крохотного рассказа и иметь ее — мастерскую — в качестве резерва при «Годе шестнадцатом». Журнал явился бы подготовительной ступенью для того молодняка, который безусловно станет группироваться вокруг альманаха. Если мы тут, в редакции альманаха, будем держаться, как держимся, предъявляя самые жесткие требования к качеству и выбирая не просто хорошее, а по возможности — только одно лучшее, то через полгода альманах станет ведущим органом и вокруг него начнут группироваться молодые начинающие ребята, с которыми придется что-то делать, как-то работать. Это чувствуется уже и сейчас. Очень показательно, что целый ряд писателей с именами не показывается у нас… в то время как молодежь, знающая, что ей еще трудно печататься в альманахе, прет неизвестно откуда. «Красная Новь» запросто черпает себе материал из неиспользованных рукописных фондов альманаха. С другой стороны, «30 дней» должны были бы, по-моему, знакомить нашего читателя с западноевропейской, американской и восточной новеллой, потому что при нашем вообще скудном знакомстве с зарубежными литературами, новеллистов мы знаем хуже всех, а новеллистов-современников совсем не знаем. Своего основного читателя журнал должен искать в среде городской молодежи, в молодой советской интеллигенции, не претендуя на обслуживание всех категорий читателя, как это имело место раньше.