Пунта Аренас, Чили,
июль 1971
В двухсотмиллионном залеРусланова по телевидению,и все, что глаза не сказали,подглазные тени выдали.Немолоды плечи и волосы,в глубоких морщинах — надбровье,и все же в искусстве нет возраста,когда оно — голос народа.То церкви с размаху разламывая,то их воскрешая старательно,Россия росла под Русланову —под песни с хрипинкой, с царапинкой.Теперь я вполне приоделся,но все же забыть мне нельзя,как в полуголодном детствеРусланову слушал, — носяваленки, валенки,неподшиты, стареньки.И вот она вновь на виду,столькое перетерпевшая,в четырнадцатом годусолдатам Брусилова певшая.Купец, стеганувший кнутом,и голод — все было испытано.Страданья артиста потомстановятся праздником зрителя.Поет, как свершает обряд,поет, как в избе у окошка,и слезы над ликом горят,как горестный бисер кокошника.И мы отстоим тебя, Дон,и мы отстоим тебя, Волга,от пошлых эстрадных мадоннвсемирно безликого толка.Не выдадим песню свою,как мы отстояли навекив Отечественную войнуотечественные реки,когда мы с «Ура!» громовыми с песнями в глотках рисковыхрванули вперед, на Берлиниз страшных снегов подмосковных —в валенках, в валенках,в неподшитых, стареньких…
15 июля 1971
Он лежал, Марк Бернес.Шли солдаты с ткачихами Пресни,но ни смерть, ни болезньне смогли отобрать его песни.И артист, и таксистпонимали, что плакать не стыдно.«Я люблю тебя, жизнь», —тихо пела над гробом пластинка.Песни жили внутритех, кто к гробу цветы приносили,песни, как фонари,освещали дороги России.Эти песни щемятдо сих пор у Балкан и Камчатки,и на мачты шаландпесни тихо садятся, как чайки.Всем стараясь помочь,он поет и поет, чуть усталый,и про темную ночь,и про парня за Нарвской заставой.В чем Бернеса секрет?Отчего его помнит планета?В том, что, в сущности, нету него никакого секрета.Пел Бернес не спеша,пел негромко, но добро и гордо.Голос – это душа,а не просто луженое горло.Вновь, пластинка, кружись,настоящее прошлым наполни!Он любил тебя, жизнь.Ты люби его тоже и помни.
Июль 1971
Я написал эти совсем простые стихи на мелодию песни Э. Колмановского, используя строчку автора слов К. Ваншенкина, специально для вечера памяти Марка Бернеса, первого исполнителя и морального соавтора моей песни «Хотят ли русские войны?». Исполнить эту песню должен был тогда еще молодой Иосиф Кобзон. К сожалению, Ваншенкин категорически запретил это исполнение.
Бернес стал кумиром моего детства после замечательно сыгранной роли одессита в фильме «Два бойца» (1942). Две напетых им песни: «Шаланды, полные кефали» и «Темная ночь» – знали буквально все (см. «Балладу о шмоне»). Когда я получил новую квартиру, он чудом добыл где-то мне в подарок небесного цвета унитаз и торжественно внес его в наш дом. Соседи были потрясены видением кумира с унитазом и с того дня очень зауважали меня.