Когда же мы прибыли в Ловран, Земан радостно объявил, что тетушки там уже два дня как нету, что она направилась в Которскую бухту, где собирается провести лето.
Так мы и очутились в Которской бухте у самой черногорской границы, и от всей моей наличности у нас осталось всего три кроны. Приехали мы туда поздно вечером, переночевали в гостинице, а наутро Земак отправился искать тетушку. Больше я его не видел. Вот так я и остался один-одинешенек у моря на самой черногорской границе, откуда и был отправлен в Прагу по этапу.
Здесь оборвался след Станислава Земана, и вместе с ним партия умеренного прогресса в рамках закона лишилась одного своего члена.
Климеш, узнав обо всем этом, сказал:
— Наверняка он подался к албанским повстанцам.
Преследование первых христиан в Праге
В пивную, где мы обычно собирались, ходил пан Копейтко. Это был человек весьма религиозный и всегда нам давал знать, что он нами пренебрегает и презирает нас, возможно, за то, что мы действительно разговаривали таким языком, который едва ли понравился бы господу богу, а господин Копейтко даже после десятой кружки считал своей святой обязанностью вспомнить о боге.
Поэтому мы его называли: «Первый христианин на Виноградах».
Закутанный в плащ, входил он тихий и задумчивый в пивную так, как первые христиане в римский цирк, переполненный наемниками. И когда он поднимал кружку пива, то делал это с таким набожным смирением, как поднимали христиане во времена святого Петра чашу в катакомбах. Его единственным и вместе с тем самым сильным выражением презрения были слова: «Ну, с богом», которые он бросал нам при выходе из пивной.
Мы несколько раз пытались отнять у него бога, но он всегда с тупым упорством вертел головой и говорил:
— Это все напрасно, что бы вы ни говорили, я умру в той вере, в какой и родился.
Иногда он говорил:
— В той вере, в которой я вскормился…
Служил он в бюро похоронных процессий, и, очевидно, это обстоятельство повлияло на его мировоззрение, хотя в общем он о делах своей профессии отзывался без особой набожности.
— Ну и намучился же я сегодня, запихивая в гроб эту старую бабу, — говорил он.
Кроме того, его религиозность не мешала ему перекинуться в картишки.
Так случилось, что однажды в субботу, когда мы резались в двадцать одно, он упросил нас принять его в игру. Сперва ему везло, возможно потому, что он перекрестился.
Но затем карта не пошла, и он проиграл весь до последнего крейцера свой недельный заработок. В страстном желании отыграться он попросил у нас пять крон для дальнейшей игры с нами же.
— С большим удовольствием, дорогой друг, — сказали мы ему, — но сперва дайте нам в залог свои часы, а потом заявите, что вы не верите в бога. В банке было ровно пять крон.
В душе Копейтко началась великая борьба. Так чувствовали себя христиане во время Нерона, когда их приводили к трону императора и предлагали отречься от своего бога. В банке было ровно пять крон.
— Никогда! — выкрикнул Копейтко.
— Ну, тогда мы играем без вас!
Эти наши слова для Копейтко означали то же, что в древнем Риме приказ императора: «Ну так бросьте его хищникам!»
Лицо Копейтко ясно отображало его страшные внутренние страдания.
Вместо хищных зверей римского цирка перед ним встало видение его жены.
— Господа, — сказал он, отдавая нам часы, — так я в бога не верю.
А когда получил пять крон и карту, то крикнул:
— А все-таки верю в бога и хожу за пять крон!
И проиграв, он опять сказал:
— Я не верю в бога.
Затем под обручальное кольцо он занял десять крон и проиграл их со словами: «А все-таки бог есть на белом свете!»
Затем он проиграл свой плащ. Больше проигрывать ему было нечего, за исключением своей жены, которая пришла за ним и схватила его за шиворот.
Через неделю он уехал на Святую Гору каяться.
Оттуда он привез содержателю пивной в подарок четки.
Преследование новой партии правительственными кругами
По возвращении из своего паломничества на Святую Гору пан Копейтко явился в полицию и донес на нас, сообщив, что мы играем в запрещенные игры, поносим господа бога и верховную власть того и этого света.