Другой журналист просил объяснить, видят ли власти разницу между деятельностью Сахарова в Комитете прав человека и его критическими замечаниями о советском строе.
Сахаров ответил, что оба вида его деятельности неприемлемы для властей, но в разной степени. Комитет — совершенно лояльная организация, к тому же Сахаров — только один из его членов. При беседе он старался пояснить Малярову, что высказывает только свою личную точку зрения.
Последовали вопросы о том, хочет ли КГБ, чтобы Сахаров покинул страну, и думает ли о выезде он сам. Сахаров ответил, что единственный намек властей, возможно, содержался в словах Малярова «вы все еще советский гражданин». Но это может быть истолковано и как предложение обращаться в советские инстанции. Лично же у него, как Сахаров говорил уже раньше, решение такого рода еще не созрело.
По поводу дальнейших возможных шагов властей против него Сахаров сказал, что больше всего опасается давления на родственников и друзей. Он не может ничего предсказать, но давление может быть оказано и на него самого. Он надеется, что абсолютно лояльный характер его деятельности будет понят в буквальном смысле слова — его лояльность по отношению к закону.
Последовали вопросы о средствах к существованию и о работе. Сахаров ответил, что получает 400 рублей как член Академии и 350 — за работу в институте. В 1969 году он пожертвовал государственному фонду и Красному Кресту все свои накопления — очень большую сумму — точно 139 000 рублей. Он отказался объяснить причины этого шага, так как в настоящее время считает его неправильным.
Сахаров сказал, что регулярно ходит на работу, но его основная деятельность по теоретической физике проводится дома, за письменным столом. Он сказал, что его внутренняя напряженность не способствует плодотворному исследовательскому труду. Несмотря на это, он выразил надежду, что еще сможет добиться определенных результатов в своей работе.
Сахаров рассказал, что его коллеги по работе за очень редкими исключениями не пробовали повлиять на него, чтобы он изменил свою общественную позицию. Их молчание на эту тему он воспринимает не как согласие с его деятельностью, а лишь как нежелание занять определенную позицию.
На вопросы о давлении, оказываемом на его родственников, он рассказал, что дочь его жены от первого брака — Татьяна Ивановна Семенова (1950 г. р.) была исключена в прошлом году из университета. Сын — Алексей Иванович Семенов (1956 г. р.) тоже не смог поступить в университет. Более косвенный вид давления — отсутствие ответа на поданное 6 апреля прошение о разрешении на выезд в США для Т. Семеновой вместе с мужем и братом. Все трое приглашены в Массачусетский технологический институт, где им предоставлена возможность закончить образование. Им даже не сообщено, принято ли их прошение к рассмотрению.
Самого Сахарова тоже пригласили в Принстонский университет (США) для чтения лекций в течение одного года. Он рад этому приглашению, гордится им, но не предпринял никаких шагов в этом направлении.
Затем разговор перешел к преследованию инакомыслящих и сегодняшнему положению в «Демократическом движении».
Сахаров ответил, что, преследуя инакомыслящих, власти подходят к каждому случаю индивидуально, но что комбинация трех методов преследования — тюрьмы, сумасшедшие дома и высылка за границу — дает им самые широкие возможности. Он сказал, что ему всегда трудно говорить или думать о «Демократическом движении». Род деятельности, который он предпочитает, трудно назвать «Демократическим движением». Он пытался помогать отдельным жертвам беззакония, протестовать против неправых судов, против неоправданных задержаний в сумасшедших домах; оказывать дружескую помощь семьям пострадавших. Это — не движение. Это — нормальная человеческая деятельность, которая не носит политического характера.
Но есть другой аспект проблемы. Есть люди, которые требуют свободы убеждений для себя и для других. В связи с тем, что эти убеждения могут быть самыми разными, в этом случае тоже нельзя говорить о движении. Если глубоко вникнуть в вопрос, то становится ясно, что движения нет, потому что нет политической цели, например, борьбы за власть. Но и при поверхностном наблюдении движения не видно. С точки зрения Сахарова у властей нет никаких оснований для беспокойства и, конечно, для преследований. Все причины беспокойства находятся в самой природе власти.
Сахарова попросили сравнить нынешнюю деятельность инакомыслящих с тем, что было года два назад. Сахаров ответил, что, говоря о числе известных инакомыслящих, следует признать, что в результате преследований ряды их поредели. Это очень несправедливо, и это — большая трагедия. Личная трагедия для очень многих людей, трагедия, которая отрицательно отражается на психологическом — не политическом — климате в стране. Это очень плохо сказывается на международном положении страны. Сахаров отметил, что считает усиление репрессий абсолютно неправильной реакцией властей. Столь же неверно поступили и ровно пять лет тому назад, вторгнувшись в Чехословакию. Многие это уже забыли. На вопрос, почему же власти идут этим неправильным путем, Сахаров ответил, что у тех, кто возглавляет советское общество, — свой собственный образ мышления. Они, по-видимому, не могут реагировать иначе.