Если я не прав в том, что я пишу, в своих оценках и объяснениях, я надеюсь, мои друзья на Западе простят мне мою неинформированность. Но если я хоть частично «попал в точку», то мне кажется, они должны очень призадуматься.
Я не сомневаюсь в альтруизме и гуманности большинства западной либеральной интеллигенции, в ее стремлении к благу для всех людей, к справедливости с одинаковыми мерками для всех. Но я боюсь, что недостаток информации или возможности ее критического осмысления, всесильная на Западе мода, боязнь отстать от века (в особенности «от собственных детей», как откровенно признаются многие), недостаток воображения при наличии эффекта дистанции, недостаточное представление о трагической сложности реальной жизни, в особенности жизни социалистических стран могут привести и уже приводят к очень опасным ошибкам как во внутриполитической жизни западных стран, так и при оценке сложных вопросов международных отношений. Эффект дистанции заставляет сомневаться в том странном, страшном и чудовищном, о чем узнаешь только из книг и рассказов.[84]
Либеральная интеллигенция Запада, несомненно, имеет веские причины быть неудовлетворенной многими сторонами окружающей ее действительности. В сотнях газет она читает об актах насилия и жестокости, о социальной и расовой несправедливости, об ужасах голода в слаборазвитых странах, об ужасах войн — и не только читает, но и видит собственными глазами, благо проехаться по своей стране или получить визу в Африку или Латинскую Америку — не проблема.
Люди на Западе живут в обстановке избытка доступной информации, избытка различных идей и сосуществования конкурирующих политических течений. Некоторые из этих течений преследуют весьма частные интересы, но все имеют ту или иную идейную одежду. Политическая деятельность на Западе, публикация и пропаганда общественных идей так же легко становятся профессией, как любой другой вид деятельности, и связаны с групповыми и личными материальными интересами.
Многие на Западе, так же как у нас, оказываются не в состоянии самостоятельно критически переосмыслить обрушивающийся на них поток фактов, оценок и идей, и на первое место выходит мода со своими иррациональными законами. Нередко на поверхности оказываются не более логичные, но более экстравагантные или более доступные идеи-однодневки.
«Левая мода», как мне кажется, является сейчас господствующей на Западе и заняла свое положение по сложному сплетению различных факторов. Один из них — вечное стремление молодежи к самым радикальным переменам и боязнь более опытных и осторожных представителей старшего поколения отстать от своих детей (я уже говорил об этом). На Западе, как и всюду, существуют сложные социальные проблемы, которые нельзя решить немедленно в рамках существующего строя, — а радикальные средства создают иллюзию возможности их быстрого решения, подкупающего своей кажущейся простотой. Я предполагаю, что еще одним немаловажным фактором господства левых идей является также то, что на протяжении десятилетий в западный мир свободной борьбы идей непрерывно вливается струйка социалистической просоветской или прокитайской пропаганды, в которой тенденциозно переплетены различные, в основном правильные, социальные идеи с полуправдой и прямой ложью. Этот последний фактор, быть может не главный, но он тоже действует, и он довольно эффективно по многим каналам подкрепляется прямым и косвенным подкупом отдельных литераторов и политических деятелей.
Такова, как мне думается, почва, на которой сформировался господствующий стереотип «леволиберального» западного интеллигента со всеми его иллюзиями и ошибками. В основе позиции большинства все же — благородная и гуманная, имеющая реальные основания неудовлетворенность окружающей действительностью, альтруизм и стремление к справедливости и общему благу. И это позволяет надеяться, что в конечном счете западный интеллигент «не подведет». С тоталитаризмом, с фашизмом любого толка, с демагогами и политиканами любого толка ему, как я надеюсь, не по пути.
В применении к своей стране западный либеральный интеллигент — за более полную реализацию гражданских свобод, за экономические и социальные реформы социалистического типа. Эти стремления действительно в духе времени, и при осторожном осуществлении они, по-видимому, способствуют справедливости, счастью и процветанию, способствуют устранению шероховатостей и социальных дефектов общества.
Но я не случайно подчеркнул необходимость осторожности. Я глубоко убежден, что бездумное, легкомысленное следование леволиберальной моде чревато величайшими опасностями. Одна из международных опасностей существующих тенденций — это потеря единства Запада и ясного понимания неисчезающей глобальной угрозы со стороны тоталитарных стран. Запад не должен ни в коем случае допускать ослабления своих позиций перед лицом тоталитаризма. Внутренняя (для каждой страны) опасность — «сползание» к госкапиталистическому тоталитарному социализму. Конечно, эти две угрозы тесно связаны между собой. И есть еще одно: увлечение «левыми» идеями не должно приводить к ослаблению международной защиты прав человека во всем мире, с одинаковыми мерками для англичанина, француза, негра из ЮАР, крымского татарина, русского, украинца, китайца и вьетнамца. Многие из повседневных проблем, волнующих рядового человека на Западе сегодня, — на самом деле очень малозначительны по сравнению с этими тремя. Если он, его дети или внуки будут жить при строе, даже отдаленно похожем на наш или китайский, они это поймут, не было бы только это слишком поздно.
Покойный Белинков, так холодно и недоверчиво встреченный на Западе, писал в свое время в письме Пэн-клубу: «Социализм такая штука, которую легко попробовать, да трудно выплюнуть». Действительно, тоталитарный социализм (при желании его можно называть лжесоциализмом) в силу присущих ему свойств имманентной стабильности, инерции страха и пассивности — своего рода исторический тупик, из которого трудно выбраться.
Некоторые на Западе выражают мнение, что все неудачи и беды в СССР и других восточных социалистических странах объясняются тем, что это «темные азиатские страны», без демократических традиций, без привитого веками уважения к правам личности, к индивидууму. Для этих стран — для русских, для китайцев, вьетнамцев — все, что происходит (террор, бестолковщина, грязь в роддоме, нарушение свобод — я нарочно назвал разноплановые вещи), — якобы привычно и даже «прогрессивно», они таким странным способом делают шаг вперед. А Запад, с его демократическими традициями, сразу якобы встанет на более высокую ступень «социализма с человеческим лицом», гуманного и эффективного. В частности, такие аргументы, насколько я знаю, весьма распространены среди западных коммунистов, особенно среди интеллигентов и руководящего состава (но для рядовых коммунистов при этом применяют более простые приемы искажения и сокрытия правды о странах победившего социализма).
Эти типичные леволиберальные аргументы (я их называю «славянофильство наоборот») никак не оправданы историческим опытом, они представляются мне опасной иллюзией и аморальным использованием (может быть, чтобы успокоить совесть) различных мерок для «своих» и «чужих».
До сих пор социализм всюду неизбежно означал однопартийную систему, власть алчной и неспособной бюрократии, экспроприацию всей частной собственности, террор ЧК или ее синонимов, разрушение производительных сил и последующее их восстановление и развитие ценой непомерных жертв народа, насилие над свободой совести и убеждений. Так было в СССР, в странах народной демократии, в КНР, на Кубе. Пример Югославии, наиболее независимой от советской опеки и наиболее свободной, открытой, особенно показателен.
Фатально ли все это? Не знаю. Но что несомненно — полная национализация всех средств производства, однопартийная система, насилие над убеждениями неизбежно приводят к тоталитаризму. При условии проведения социальных реформ капиталистические, но демократические государства ближе к истинно человеческому обществу, чем любые тоталитарные режимы.
Человечество наблюдало в 1968 году попытку чехословацких коммунистов, поддержанную всем народом, в особенности интеллигенцией и рабочим классом, очистить тоталитарный социализм от всех его уродств (именно тогда и возник сам термин «социализм с человеческим лицом») и одновременно избавить страну от унизительной и опасной опеки СССР. Эта попытка имела определенные успехи и вызвала восхищение во всем мире. Но именно успехи вызвали страх в СССР, ГДР и Польше как опасный пример и послужили причиной позорной интервенции. Тоталитаризм защитил себя танками.
84
Живущий во Франции близкий родственник матери моей жены, которая отсидела в сталинских лагерях много лет как ЧСИР (член семьи изменника родины), допытывался, «есть ли хоть крупица правды» в том, что пишет Солженицын (кстати, этот родственник занимает видное место во французской компартии). Ей осталось только горько усмехнуться.