Международная защита прав человека — одна из этих идей. Мнение, что права человека не являются внутренним делом государства и их защита не есть вмешательство в его внутренние дела, существенно укрепилось в современном мире. Даже такое традиционно изоляционистское государство, как Россия, стало членом Европейской конвенции по правам человека, а его граждане тысячами обращаются в Страсбургский суд.
Идея «интервенции с гуманитарными целями», т. е. международного военного вмешательства для защиты прав человека, о которой Сахаров упоминает в 1968 году в «Размышлениях», может быть, пока еще не столь популярна, но примером тому может служить военное вмешательство НАТО 1996 года на Балканах в защиту албанского населения Косово. Рискну предположить, что оно было бы поддержано Сахаровым. (Судя по позиции, занятой Сахаровым в отношении американской войны во Вьетнаме, он был бы, однако, противником бомбардировок и сторонником наземной операции сил НАТО.)
Анализ международных процессов, таких, как пресловутая «глобализация», и тем более их оценка, выходит за рамки этого очерка, но представляется, что мы постепенно входим в мир Бора—Кассена—Сахарова. В «открытый мир», в котором государственный суверенитет все более ограничивается в пользу международных организаций или международными соглашениями во имя таких ценностей, как безопасность, права человека, защита окружающей среды. Хотя, вероятно, путь к мировому правительству, о котором мечтал Сахаров, окажется более длинным и извилистым, чем он предполагал.
Весьма вероятно, что в ближайшие годы мы также увидим, приложима ли «доктрина Сахарова» к проблеме исламского экстремизма. В настоящее время США, по-видимому, надеется решить эту проблему путем демократизации Ближнего Востока, т. е. установления там демократических правительств. Станут ли исламские демократии правовыми государствами, уважающими свободу совести и права меньшинств, и уменьшит ли это исламский экстремизм и поддержку им терроризма?
И этот вопрос связан с другим, с «вопросом ценой в миллион долларов»: действительно ли «идеология прав человека» столь универсальна, как полагал Сахаров, что сможет сочетаться с исламом и с идеологией исламского возрождения? Многие из нас хотели бы надеяться на утвердительный ответ.
Уже для совсем отчаянных оптимистов, надеющихся это увидеть своими глазами, можно сформулировать «обобщенную теорию конвергенции Сахарова»: мир будет свободен от войн и насилия, когда все народы мира будут разделять общие ценности — ценности прав человека. Боюсь, что этой теории еще долго ждать своего доказательства или опровержения.
Сахаров возлагал большие надежды на конвергенцию — на сближение «капиталистической» и «социалистической» моделей. И Россия отчасти выполнила его программу, восприняв некоторые западные институты. Однако они оказались во многом неработоспособными, поскольку не были восприняты идеи и идеалы, воплощенные в этих институтах. Приводит ли «институциональное заимствование», в конечном счете, к восприятию обществом новых общественных ценностей и идеалов? Служит ли, например, свободный рынок развитию идей свободы и права, а свободная пресса — уважению свободы слова? Это также один из вопросов XXI века, существенных не только для России, но, например, для Ирака, возможно для Китая, и для многих стран Третьего мира.
И последнее в этом, вероятно неполном, списке. Ядерная энергетика имеет лишь косвенное отношение к политическим взглядам Сахарова, но именно о ней он писал в статье 1977 г. «Ядерная энергетика и свобода Запада». В ней Сахаров призывал Запад развивать ядерную энергетику, чтобы освободиться от нефтяной зависимости от СССР и арабских стран. В последние годы своей жизни он возвращается к теме ядерной энергетики и с увлечением говорит о проекте подземного строительства ядерных электростанций. Энергетическая зависимость Запада от России и, уже в меньшей степени, от арабских стран, несомненно будет серьезным политическим фактором и в XXI веке. И вряд ли можно сомневаться в том, что XXI век будет веком быстрого развития ядерной энергетики, а возможно и термоядерной, основанной на реакторах «Токамак», изобретенных Сахаровым и Таммом.
В заключение о том, что более всего интересует автора и, полагаю, читателя. Какой бы хотел видеть Сахаров Россию? Если когда-нибудь в России возникнет «партия Сахарова», что могло бы быть написано на ее знаменах или в ее политической программе?
В 1968 году в «Размышлениях» Сахаров заявил себя социалистом. И хотя позднее его взгляды на «страну победившего социализма» во многом изменились и он стал противником «тоталитарного социализма», полагаю, что он так и остался социалистом или социал-демократом. Мы точно не знаем, в чем он видел недостатки «капитализма», который он, тем не менее, полагал «ближе к истинно человеческому обществу» при условии проведения социальных реформ,[18] чем «тоталитарный социализм». Предположу, что ему не импонировал чистый капитализм как общество, управляемое законами рынка, спросом и предложением. Или он мог полагать неразумной и расточительной экономику, в которой экономический рост и занятость достигаются искусственной стимуляцией спроса. К тому же Сахарову как человеку эгалитарных убеждений был, безусловно, ближе принцип распределения доходов Джона Роулса, согласно которому дифференциация доходов оправдана только в той степени, в которой она служит всеобщему благу. Примерно такой принцип Сахаров формулирует в «Размышлениях». Более того, он полагал, что вопрос распределения «общественного пирога» со временем потеряет свою остроту благодаря научно-техническому прогрессу, который обеспечит материальное изобилие.
Одним словом, Сахаров не был «рыночником» современного российского пошиба. Не был он и американским либералом, полагающим государство необходимым злом. Предполагаю, что Сахаров, пользуясь выражением его американского друга Эдварда Клайна, видел в государстве инструмент воплощения общественных идеалов. И социализм Сахарова заключался в том, что он видел в государстве не только инструмент защиты прав и свобод, но и производителя социальных благ.
Трудно сказать, что именно Сахаров имел в виду, предлагая «конвергентное» общество. За исключением широких социальных программ и государственного сектора экономики, мы не знаем точно, какие именно черты социализма Сахаров предполагал сохранить. Например, следовало ли сохранить плановый характер государственного сектора экономики, и как бы это сочеталось с отстаиваемой Сахаровым независимостью государственных предприятий? Однако очевидно, что Сахаров предлагал социально ориентированную экономику, экономику, ориентированную не столько на максимальную прибыльность, сколько на социальные цели, например, на обеспечение занятости и высокий уровень оплаты труда.
Разумеется, Сахаров понимал опасность сохранения за государством значительной экономической власти, и я думаю, что он с симпатией бы отнесся к следующим словам другого социалиста, Альберта Эйнштейна:
«…нужно помнить, что плановая экономика — это еще не социализм. Сама по себе плановая экономика может сопровождаться полным закрепощением индивидуума. Переход к социализму требует решения нескольких чрезвычайно сложных социально-политических проблем: ввиду далеко идущей централизации политической и экономической власти как не дать бюрократии стать всемогущей и самонадеянной? Как защитить права личности и как может быть обеспечен противовес власти бюрократии?» [19]
Мы знаем рецепты Сахарова для решения этих проблем. Это уважение прав человека, основанное на законе и независимом суде. Это экономика смешанного типа. Это гласность и подконтрольность государственного сектора экономики и государственной бюрократии демократическим органам власти (например, парламентским комитетам).
Конечно, сегодня вряд ли кто-либо в здравом уме захочет доверить российскому государству управление социально ориентированным обобществленным сектором экономики. Однако в определенной ситуации, в условиях гласного общественного контроля это могло бы стать привлекательной альтернативой утвердившемуся в России уже не государственному, а чиновничьему капитализму. В любом случае, гласный общественный контроль над деятельностью крупных корпораций с преобладающим государственным участием вполне соответствовал бы программе Сахарова.