- Есть у тебя карта?
- Нет. Для этого моря у меня нет карты.
- Значит, ты идешь вслепую?
- Нет. У меня компас.
- Компас - один глаз, а карта - второй.
- И кривой видит.
- Каким образом ты измеряешь угол, образуемый курсом судна и килем?
- У меня есть компас, а остальное - дело догадки.
- Догадка хороша, но знание лучше.
- Христофор Колумб основывался на догадке.
- Когда во время бури стрелка компаса мечется как угорелая, никто уже не знает, за какой ветер следует ухватиться, и дело кончается тем, что теряешь всякое направление. Осел с дорожной картой стоит большего, чем прорицатель с его оракулом.
- Но ветер пока еще не предвещает бури, и я не вижу повода к тревоге.
- Корабли - мухи в паутине моря.
- Сейчас ни волны, ни ветер не внушают никаких опасений.
- Черные точки, качающиеся на волне, - вот что такое люди в океане.
- Я не предвижу ничего дурного этой ночью.
- Берегись, может произойти такая кутерьма, что ты и не выпутаешься из нее.
- Пока все обстоит благополучно.
Взор доктора устремился на северо-восток.
Владелец урки продолжал:
- Только бы добраться до Гасконского залива, а там я отвечаю за все. Еще бы! Там я как у себя дома. Гасконский залив я знаю, как свой карман. Хотя эта лоханка довольно часто бурлит от ярости, но мне известны все ее глубокие и мелкие места, все особенности фарватера: близ Сан-Киприано - ил, близ Сисарки - раковины, у мыса Пеньяс - песок, у Буко-де-Мимисана - мелкие гальки; я знаю, какого цвета каждый камешек.
Он остановился: доктор не слушал его.
Доктор внимательно смотрел на северо-восток. Что-то необычайное появилось вдруг на его бесстрастном лице. Оно выражало ту степень испуга, какую только способна выразить каменная маска. Из его уст вырвалось восклицание:
- В добрый час!
Его глаза, ставшие теперь совершенно круглыми, как у совы, расширились от ужаса при виде еле заметной точки на горизонте.
Он прибавил:
- Это справедливо. Что касается меня, я согласен.
Судовладелец смотрел на него.
Доктор, обращаясь не то к самому себе, не то к кому-то, притаившемуся в морской пучине, повторил:
- Я говорю: да.
Он умолк, шире раскрыл глаза, с удвоенным вниманием вглядываясь в то, что представилось его взору, и произнес:
- Оно надвигается издалека, но отлично знает, что делает.
Часть небосклона, противоположная закату, к которой неотрывно были прикованы и взор и мысль доктора, была освещена, как днем, отблеском заходившего солнца. Этот отрезок, резко очерченный окружавшими его клочьями сероватого тумана, был синего цвета, но скорее свинцового, чем лазурного оттенка.
Доктор, всем корпусом повернувшись к морю и уже не глядя на судовладельца, указал пальцем на эту часть неба:
- Видишь, хозяин?
- Что?
- Вот это.
- Что именно?
- Вон там.
- Синеву? Вижу.
- Что это такое?
- Клочок неба.
- Это для тех, кто думает попасть на небо, - возразил доктор. - Для тех же, кто туда не попадет, это совсем иное.
Он подчеркнул свои загадочные слова странным взглядом, потонувшим в вечернем полумраке.
Наступило молчание.
Владелец урки, вспомнив двойственную характеристику, данную старику главарем шайки, мысленно задал себе вопрос: «Кто же этот человек? Безумец или мудрец?»
Костлявый палец доктора все еще был направлен на мутно-синий край горизонта.
- Синяя туча-хуже черной, - произнес доктор.
И прибавил:
- Это снеговая туча.
- La nube de la nieve, - проговорил хозяин, переведя эти слова на родной язык, для того чтобы лучше уяснить себе их смысл.
- Знаешь ты, что такое снеговая туча?
- Нет.
- Так скоро узнаешь.
Судовладелец впился взглядом в горизонт. Всматриваясь в тучу, он бормотал сквозь зубы:
- Месяц бурных ветров, месяц дождей, кашляющий январь да плачущий февраль - вот и вся наша астурийская зима. Дождь у нас теплый. Снег у нас выпадает только в горах. Зато там берегись лавины! Лавина ничего не разбирает: лавина - это зверь.
- А смерч - чудовище, - подхватил доктор.
И, помолчав немного, прибавил:
- Вот он надвигается.
Затем продолжал:
- Сразу начинает дуть несколько ветров: порывистый с запада и другой, очень медленный, с востока.
- Восточный - это лицемер, - заметил судовладелец.
Синяя туча все росла.
- Если снег, - продолжал доктор, - страшен, когда он скатывается с горы, сам посуди, каков он, когда обрушивается с полюса.
Глаза его стали совершенно стеклянными; казалось, туча, сгущавшаяся на горизонте, одновременно сгущалась и на его лице.
Он продолжал задумчиво:
- С каждой минутой близится ужасный час. Приподымается завеса над предначертаниями верховной воли.
Владелец урки опять задал себе вопрос: «Не сумасшедший ли это?»
- Хозяин, - снова заговорил доктор, не отрывая взгляда от тучи, - ты много плавал в Ла-Манше?
- Сегодня в первый раз, - ответил тот.
Доктор, поглощенный созерцанием синей тучи, переполненный чувством тревоги, не взволновался от этого ответа, - так губка, пропитавшаяся влагой, уже не способна вобрать в себя ни одной лишней капли. В ответ на слова судохозяина он только слегка пожал плечами:
- Как же так?
- Я, сеньор доктор, обыкновенно плаваю только до Ирландии. Я делаю рейс от Фуэнтарабии до Блек-Харбора или до острова Акиля; называют его «остров», а на деле он состоит из двух островов. Иногда я захожу в Брачипульт, на побережье Уэльса. Но я никогда не спускался до Силлийсиих островов и этого моря не знаю.
- Плохо дело. Горе тому, кто с трудом разбирает азбуку океана! Ла-Манш - книга, которую надо читать бегло, Ла-Манш - сфинкс. Дно у него коварное.
- Здесь глубина двадцать пять брассов.
- Надо держать курс на запад, где глубина достигает пятидесяти пяти брассов, и не плыть на восток, где она всего лишь двадцать брассов.
- Мы будем бросать лот.
- Помни, Ла-Манш - море особенное. Вода здесь поднимается до пятидесяти футов при высокой воде и до двадцати пяти при низкой. Здесь спад воды - еще не отлив, а отлив - это еще не спад воды... Ага! Ты, кажется, испугался.
- Сегодня ночью будем бросать лот.
- Чтобы бросить лот, нужно остановиться, а это тебе не удастся.
- Почему?
- Не позволит ветер.
- Попробуем.
- Шквал, как шпага, воткнутая в ребра, лишает всякой свободы действий.
- Все равно будем бросать лот, сеньор доктор.
- Тебе не удастся даже поставить судно лагом к ветру.
- Бог поможет.
- Будь осторожен в словах. Не произноси всуе грозного имени.
- А все-таки я буду бросать лот.
- Будь скромнее. Сейчас ветер надает тебе пощечин.
- Я хочу сказать, что постараюсь бросить лот.
- Волны не дадут свинцу опуститься на дно, и линь оборвется. Видно, что ты впервые в этих местах.
- Ну да, я уже говорил вам...
- В таком случае слушай, хозяин...
Это «слушай» было сказано таким повелительным тоном, что судовладелец покорно склонил голову.
- Я слушаю, сеньор доктор.
- Ссади галсы на бакборте и натяни шкоты на штирборте.
- Что вы хотите этим сказать?
- Сворачивай на запад.
- Карамба!
- Сворачивай на запад.
- Невозможно.
- Как хочешь. Я это говорю, чтобы спасти других. Что касается меня, я готов покориться судьбе.
- Но, сеньор доктор, повернуть на запад...
- Да, хозяин.
- Значит идти против ветра.
- Да, хозяин.
- Будет дьявольская качка!
- Выбирай другие слова. Да, качка будет, хозяин.
- Судно встанет на дыбы.
- Да, хозяин.
- Может и мачта сломаться.
- Может.
- Вы хотите, чтобы я взял курс на запад?
- Да.
- Не могу.
- В таком случае справляйся с морем, как знаешь.
- Пусть только ветер переменится.
- Он не переменится всю ночь.
- Почему?
- Он дует на протяжении тысячи двухсот лье.
- Как же идти против такого ветра? Невозможно.
- Возьми курс на запад, говорю тебе.
- Попытаюсь. Но нас все равно отнесет в сторону.
- То-то и опасно.