Все же Эльгибей взял несколько мелких предметов — деревянных, прежде всего, — для хронологической экспертизы. Драгоценности, как ни чесались руки, решил до поры до времени не трогать.
Когда же закончился полевой сезон, он постепенно перетаскал самые ценные вещицы в тайник и, выйдя на нужных людей, начал потихоньку распродавать. Сначала ожерелья из золотой фольги, диадемы, браслеты, затем наступил черед магической утвари. Первой ушла составлявшая пару злополучной ладье чеканная отливка. «Корабль Мертвых», как и полагалось, уплыл на Запад. Но отнюдь не туда, где навсегда остался Энкиду, а в Александрию. Дальнейший маршрут серебряной ладьи номер один уже не интересовал Эльгибея. И если бы не казус с номером два… И все потому, что потерял бдительность! Повел себя, как мальчишка. Впрочем, не надо гневить аллаха. Легкость, с которой, благодаря Эльгибееву разгильдяйству, прошла операция задержания, оказалась во благо. Адвокат напирал на заслуги подзащитного, его очевидную неискушенность и свойственную ученым людям чудаковатость. Суд принял интерпретацию к сведению и вынес мягкий приговор. Репутация Эльгибея погибла, но четыре миллиона франков в банке «Лионский кредит» остались при нем. Ждала своего часа и усыпальница Мурсилы VII с ее ритуальными сосудами, оружием и драгоценными украшениями.
Пока это был мертвый капитал: за Эльгибеем могли следить.
Он легко пережил падение: статьи в газетах с фотографией ладьи и собственным его, Эльгибея, портретом, вынужденный уход из университета, где двенадцать лет вел курс шумерологии. Правда, никто не желал раздувать уголья, и отставка прошла с соблюдением декорума. Отныне он мог тешить свое самолюбие почетным званием Professor Emiritus.
Прошлое напомнило о себе вторжением развязного грека, назвавшегося Одиссеем Попандополусом. Он выдавал себя за менеджера корпорации по производству телевизионных фильмов, но по жесткой манере вести разговор Эльгибей заподозрил в нем полицейского.
— Вам привет от Петроса Янко, — едва переступив порог, грек сразу схватил быка за рога.
Пытаясь собраться с мыслями, Эльгибей долго рассматривал карточку с фирменным логотипом и адресом: 134 Аройно Авеню, Сан Карлос, Калифорния. Потом процедил сквозь зубы, пристально глянув в лицо:
— Не помню такого, — и возвратил визитку.
Пригодились уроки, усвоенные в истамбульской тюрьме: ничего прямо не отрицать и ни в чем не сознаваться.
— В самом деле? — грек нагло осклабился и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на кожаный диван, стоявший возле изразцовой печи. — А вы попробуйте вспомнить.
Эльгибей наморщил лоб, словно и вправду решил основательно порыться в памяти, но в итоге развел руками:
— Нет, ничем не могу вам помочь, мистер.
Он понимал, что грек едва ли поверит ему. «Имя — есть знак», — говаривали римляне. Если Попандопулосу, или кто он там есть на самом деле, известно имя Янко, то он почти наверняка осведомлен о кое-каких подробностях эпопеи «Корабля Мертвых» номер один. Не кто иной, как Петрос Янко пронес его мимо таможни в Истамбульском порту. Первый выстрел сделан, но лучше не показывать, что пуля задела сердце. Ухо лингвиста уловило в английском языке Попандопулоса легкий акцент и это позволило сделать неожиданный выпад:
— А вы случайно не киприот?
— Почему вы так думаете? — помедлив спросил грек.
— Не думаю, знаю, — Эльгибей нутром ощутил, что ему удалось перехватить инициативу. — Если у вас дело ко мне, то выкладывайте без экивоков, а нет — убирайтесь.
— Я американский гражданин и не имею никакого касательства к Кипрской проблеме, — Попандопулос попытался разрядить ситуацию шуткой. — Но у меня действительно есть к вам дело, профессор.
Эльгибей с безразличным видом повернулся к камину и щеткой из петушиных перьев смахнул пыль с терракотовой фигуры, привезенной с раскопок Лагаша: руки сложены на груди, круглая голова зияет провалом рта, борода намечена волнистыми линиями.
— М-да, вам есть о чем вспомнить, — вроде как с завистью вздохнул Попандопулос, озирая разнообразные экспонаты, хаотично разбросанные по стеллажам с журналами и книгами.