— Это кома?
— Не уверен. ЭЭГ [11]показывает повышенную активность мозга. Даже слишком.
— И что это может означать?
— Похоже на сон, но это не сон. Во всяком случае, не здоровый. Не знаю, — развел руками Нисневич, — я бы рискнул предположить, что он просто не хочет.
— Не хочет?! Жить? — Антонида почувствовала, как накатывает дурнота.
— При чем тут это? — поморщился профессор. — Жить, просыпаться… Он не в том состоянии, чтобы принимать обдуманные решения. Мозг защищает себя! Вы можете это понять? На уровне ему одному присущих реакций. Назовите это инстинктом, самогипнозом… Простите, Нидочка, у меня обход.
— Я подожду?
— Не надо. Уверяю вас, ничего не изменится. Состояние стабильное.
— Но сколько это может продолжаться?
— Спросите у Бога, — Нисневич уже не скрывал раздражения. — Еще несколько дней, а может, месяцев — я не гадаю на картах. Делаем все возможное.
Он вытащил Ларионова («буквально за волосы!») на седьмые сутки.
После интенсивной терапии и долечивания в подмосковном санатории Антон Петрович как будто оправился, но сохранялись остаточные явления: заторможенность речи, скованность мускулов левой половины лица.
— Очень возможно, что постепенно все восстановится, — успокаивал в присущей ему манере Нисневич. — Нет — тоже не вижу большой беды. Человек, который разменял седьмой десяток, ничем не болен, — слишком щедрый подарок для могилы.
Антон Петрович оставил кафедру и окончательно переселился на дачу. Дом был зимний, с паровым отоплением и со всеми городскими удобствами: ванная, газ, телефон. Обитатели соседних дач, преимущественно престарелые работники искусств или их наследники, всякий раз обращали взгляды на большую белую тарелку на крыше, нацеленную в неведомую точку Вселенной. Казалось бы, зачем одинокому старику новомодные прибамбасы? Обычного телевизора не хватает, что ли? Одни завидовали, другие оставались вполне равнодушны, но тоже не одобряли. Когда наезжали проведать дети и внуки, он изо всех сил старался показать, что здоров, весел и полон творческих планов. Смеялся, шутил, но, едва оставался один, погружался в кресло, то самое, на котором уснул вечным сном Артемов, и часами сидел неподвижно, уставясь в одну точку.
Ждал.
Тина, не та сияющая вечной молодостью, а как в тот самый первый раз на веранде — с морщинами и сединой, пришла к нему утром, по пробуждении, и оставалась более часа, и он говорил с ней. Иногда визиты носили довольно регулярный характер, — он так и записал в дневнике: «регулярный» — с интервалом в четыре-пять месяцев, но с последнего появления минуло уже без малого полтора года. Антон Петрович начал понемногу читать, сам разгребал снег фанерной, обитой жестью лопатой, пригрел приблудившегося котенка, но ни на минуту не переставал ждать.
И вот она снова с ним!
— Ты не возьмешь меня с собой?
— Non, mon cher.
— Когда? Bientôt? [12]
— Un jour ou l’autre [13].
— Ты можешь назвать срок? Хотя бы приблизительно? Время!
— Время? Не понимаю, о чем ты…
Компания Cognitive Technologies, ведущий мировой производитель программного обеспечения для распознания текста, обработки изображений и работы с документами, представила персональную информационно-поисковую систему Евфрат™ (Euphrates™ for Windows). Главное ее достоинство — высокая эффективность и производительность при поиске и извлечении информации. Например, на базе 486-го процессора с 8 Мб оперативной памяти поиск в одном миллионе документов при полном переборе занимает менее 10 секунд.
Все виды помощи.
Предсказание судьбы.
Мудрый совет в решении ваших личных проблем.
Гадание по кофейной гуще.
Снятие порчи, сглаза.
Господа!
НЕЗАБЫВАЕМОЕ ВРЕМЯ В ОБЩЕСТВЕ ОЧАРОВАТЕЛЬНЫХ РУССКИХ ДЕВУШЕК Царский выбор развлечений.
Наши апартаменты.
Приглашаются девушки.
Высокие тарифы.
Файл 011
Федор Бобышкин, «важняк» из области, в растрепанных чувствах покидал отгороженный от улицы высоким забором с проходной особняк Генеральной прокуратуры. Ему предложили уйти на пенсию. Не то чтобы прямо, но достаточно ясно. В принципе все верно: перешел пенсионный рубеж, но не их собачье дело указывать. Есть прямое начальство, отработанные формы общения, наконец. Не он первый, не он последний. Сам процесс не становится от этого менее болезненным, но все-таки не так откровенно по-хамски.
И главное, кто? Помощник Генерального прокурора, щенок с генеральской звездой в петлице! Он-то тут с какого боку? Или все-таки Салтыковка аукнулась? Вот уж точно — проклятое место. Помнится, говорили, будто там изуверствовала знаменитая Салтычиха. Враки, поди. Она на Лубянке жила — там и свирепствовала. Наверное, уж сто раз бы переименовали. Но место скверное, как ни крути.
А как он распинался, самовлюбленный сопляк, какие словесные кренделя выворачивал! Вы, мол, старшее поколение, много полезного сделали, основы, так сказать, заложили для перехода к цивилизованному правопорядку, честь вам и хвала. Время, однако, на месте не стоит. Век информатики на дворе, всемирная связь, высокие технологии. В криминалистической практике масс-спектрометры используются, эффект Мессбауэра, изотопы… Вы всего этого не имели, не с вас, значит, спрос…
Тут Бобышкин возьми и вверни:
— Очень жаль, любезный, что мы для вас все это изобрели.
Тоже, конечно, не прямо в лоб, — без «любезного», по имени-отчеству, но близко к тексту. Пусть знает. Эффект Мессбауэра! Слышал звон…
А с пенсией Бобышкин еще повременит. Пока дело не закончено, пусть и не мечтают. Не на такого напали.
Федор Поликарпович, находясь под впечатлением неприятного разговора, бездумно побрел вверх по Пушкинской улице, хотя первоначально намеревался совсем в другую сторону: в зоомагазин на Кузнецком, за мотылем для рыбок. Еще вчера, просидев весь вечер перед освещенным аквариумом, где с величавой медлительностью позировали радужные дискусы, ласкал себя мыслью заняться на досуге разведением редкостных пород. Вот тебе и досуг! Опомнился он уже возлекинотеатра «Россия», хотел было повернуть назад, но то ли желание перегорело, то ли в свете возникшей проблемы ихтиологические заботы отошли на задний план.
Решил малость передохнуть, собраться с мыслями. Не думал, что скажется пресловутая магия места и его, как бы выразился романист, а у романистов натура тонкая, чувствительная, охватит рой воспоминаний.
Между прочим, исключительно уместная метафора. Только бы стоило уточнить: пчелиный рой. Воспоминания хоть и жалят, но в конечном итоге врачуют душу. Боль быстро проходит, и наступает умиротворение. Недаром пчелиный яд широко применяется в медицинских целях, излечивая самые приставучие болячки.
Древние египтяне обожествляли пчелу, пчелки вытягивались в тетиву проказника Эрота, а мученики катары почитали их за священный символ.
Но все это когда-то, где-то там, не у нас…
Язык не поворачивается обозвать любезную сердцу подавляющего большинства москвичей площадь Пушкина скверным местом. Что бы там ни говорили всяческие лозоходцы и геоманты насчет патогенных зон, это никак не снимает вины ни с подлеца, подложившего толовую шашку в троллейбус, ни с бритоголовых паршивцев со свастикой.
Сколько свиданий было назначено под электрическими часами, что висели когда-то справа, если стать лицом, от памятника! Сколько волнующих знакомств завязалось на короткой дистанции между пивным баром — был, был такой почти напротив! — и Коктейль-холлом. И такое заведение существовало в незапамятную эпоху. До трех часов ночи работало. За вполне умеренную цену любой студент мог красиво упиться до положения риз. «Маяк», «Дружеский», «Шампань-Коблер», «Флипп» — и готово, в кондиции.
Помнится фельетон в самой главной газете «Жующие соломинку», карикатуры в «Крокодиле», бичующие стиляг: набриолиненный кок, галстук с пальмами и обезьяной, «корочки» на толстенной подошве из микропорки и очень широкие, а затем очень узкие брюки. Вздор все это, смешной и нелепый. По этим карикатурам учились танцевать буги-вуги.