Что же касается Вашего предложения о сопоставлении возраста толщ пепла на острове Санторин и имеющихся у нас образцов материальной культуры, предположительно синхронных датам Исхода, то Иерусалимский университет готов оказать Вам в этом необходимое содействие, о чем и уведомил попечительский совет Рокфеллеровского фонда.
Нежданно-негаданно очутившись на библейской земле, Климовицкий первое время пребывал в некоторой растерянности. С полным на то основанием он мог бы считать себя русским, если бы жизнь с удивительным постоянством не напоминала, что он — еврей. Язык, с младенчества внятный, и общекультурная среда, к которой принадлежала среднестатистическая семья коренных москвичей, отодвигали достаточно спорную проблему крови на задний план. По матери, Надежде Григорьевне Олейник, исторической родиной Павла вообще должна была бы стать самостийная ныне Украина, а не Израиль, где именно материнская яйцеклетка почитается определяющим фактором.
Но жизнь, повторяем, диктовала свое и распорядилась иначе. К государственному антисемитизму, прозрачно закамуфлированному под антисионизм, Климовицкий, полукровка с «пятым пунктом», с грехом пополам притерпелся, но безнаказанность откровенно нацистских выплесков последних лет пошатнула неустойчивое душевное равновесие, заставив всерьез задуматься над тем, как жить дальше. Смерть родителей и потеря работы лишь усугубили и без того тягостные сомнения.
Уехать насовсем он и боялся, и не хотел. Как ни скверно в родных палестинах, все здесь привычно, близко сердцу и памяти. Пусть не «дым отечества», но, стократно прав Пушкин, «любовь к родительским гробам» держит на привязи. Как оставить могилку под рябиной на Востряковском кладбище? А друзья? Книги?.. Поздно зубрить чужой язык, на котором все равно никогда не научишься думать. Иное дело — оторваться на пару годков, переждать смутное время, подзаработать деньжат…
Нет, как бы там ни было, но уже одна мысль о перемене гражданства бросала в дрожь. Недаром же, мотаясь с экспедициями по стране, он уже на третью неделю ощущал сосущую тоску по дому. Кузнецкий, Арбат, Парк культуры властно вторгались в тревожные сны под небом Мангышлака или Памир-Алая.
Институт ядерной геологии Павел оставил без какого-либо принуждения. Просто посчитал унизительным вкалывать за четыреста тысяч. В Америке специалисту примерно того же уровня платят раз в сорок больше, но Россия, как известно, не Америка, а предложений из-за границы не поступало. Письма, отправленные в различные страны, включая ЮАР, остались без последствий. Очевидно, транснациональные корпорации, как нефтяные, так и алмазодобывающие, обходились своими экспертами по определению геологического возраста вмещающих пород.
Не оставалось ничего иного, как подхалтуривать со счетчиком Гейгера, определяя зараженные радиоактивностью участки почвы. Работенка непыльная, но противная: чинуши из мэрии постоянно задерживали зарплату. Если бы не нувориши, желавшие убедиться в чистоте приобретенной территории, пришлось бы совсем туго.
Климовицкий научился действовать через жен — напускать на себя озабоченный вид, темнить и тянуть резину. Вместо нескольких часов, вполне достаточных для обследования любого участка, он разводил волынку дней на десять. Заставлял рыть шурфы, сгребать и вывозить абсолютно безвредный грунт. Естественно, это позволяло слупить на три-четыре сотни баксов больше. Нарвавшись однажды на заказчика, устроившего при помощи карманного дозиметра самостоятельную проверку, Климовицкий лишь саркастически улыбнулся и закатил лекцию про альфа-, бета- и гамма-излучение. С научной стороны не подкопаешься, в применении к конкретному случаю — чистейший блеф. Прыткому латифундисту вторжение в святая святых ядерной физики обошлось в копеечку. Павел Борисович заставил его раскошелиться на бульдозер, который в течение трех дней сгребал совершенно чистую землю. И это помимо самосвалов. Напрасно искать здесь мстительные мотивы — просто вынужденная самооборона. С теми, кто вежливо и исправно платил требуемую сумму, отнюдь не обременительную, он держал себя с милой обходительностью. Законы рынка заглушили робкие укоры совести, а они были, были, особенно по первой поре.
Короче говоря, кандидат технических наук и бывший завлаб не бедствовал, но сытый желудок еще острее заставлял ощущать умственный голод. Дабы не потерять окончательно врожденную тягу к познанию, требовалось срочно чем-то заполнить досуг, благо его хватало с избытком.
Еще авторы Библии не советовали зарывать талант в землю, имея, правда, в виду весовую меру драгоценных металлов. Лаборатория, которой руководил Климовицкий, накопила уникальный опыт в определении геологического возраста, так почему бы не попробовать себя на археологическом поприще? Побывав в турпоездках по Египту и Греции, Климовицкий увлекся хронологическими загадками и с отвагой неофита окунулся в совершенно неизведанный, но тем и увлекательный мир.
Открыв для себя Библию, в коей обнаружил ценнейший исторический источник, Павел Борисович всерьез задумался, «как с помощью самых современных методов подтвердить справедливость древних преданий».
Именно такую формулировку он употребил в проекте, разосланном по нескольким адресам.
Для начала предлагалось, ни больше ни меньше, установить точную дату исхода евреев из Египта, а заодно и имя фараона, при котором знаменательное и отмеченное многими чудесами событие произошло. Упор был сделан на девятой казни египетской: «…и была густая тьма по всей земле…»
Климовицкий объяснял трехдневное затмение извержением вулкана, сопровождавшимся колоссальным выбросом пепла, всячески подчеркивая свой личный опыт в исследовании изверженных пород, что, пусть и с некоторым преувеличением, соответствовало истине.
Из нескольких крупных университетов пришел вежливый отказ: постановка вопроса не нова, проблемой, притом достаточно успешно, занимаются во многих странах, не говоря уже о Греции и Израиле. Аналогичные ответы вскоре поступили и из других мест. Павел Борисович не мог не признать их полную обоснованность. Тем не менее было обидно: занимаются-то успешно, а вопрос до сих пор не решен!
Полной неожиданностью явился заказной пакет из Рокфеллеровского фонда. Для начала доктору Климовицкому предлагался грант в пятнадцать тысяч долларов. В письме даже содержалась подсказка. Поскольку точную дату Исхода определить по сей день не удалось, равно как и имени фараона (в качестве «кандидатов» конкурировали Аменхотеп III, Аменхотеп IV, Рамсес II и Мернепта), рекомендовалось сосредоточить усилия на развалинах древнего Иерихона — первого завоеванного города в земле обетованной. Отталкиваясь от этого момента, если, конечно, удастся надежно его зафиксировать, не составит труда определить отправную веху, поскольку, согласно Библии, Моисей водил свой народ по пустыне ровно сорок лет. Логика такого захода с обратного конца представлялась столь же несокрушимой, сколь и элементарной.
Климовицкий послал благодарственную телеграмму и очертя голову бросился в увлекательную авантюру. В случае неудачи он ровным счетом ничего не терял: грант, по сути, являлся подачкой. Покривив душой, он сообщил в резюме, что работает над докторской диссертацией, и, возможно, кого-то из директоров растрогал энтузиазм немолодого исследователя.
«А вообще-то, чем черт не шутит, может, и вправду получится докторская?» — В мечтах Павел Борисович уже видел себя лауреатом престижной международной премии. Пусть не Нобелевской, но достаточно значимой, чтобы о ней заговорили по всему свету.
Настала пора собираться в дорогу. О том, чтобы навсегда обосноваться в Израиле, не могло быть и речи. Опустевший родительский дом показался еще дороже, чем когда-либо прежде. Сколько бы ни продлилось подаренное судьбой приключение, он обязательно вернется сюда. Жаль, что не успел изучить хотя бы облегченный иврит: очень бы пригодилось в работе…
Климовицкий по наивности полагал, что современный иврит и есть тот древнееврейский язык, на котором написан Ветхий Завет, или Тора, как его называют израильтяне. Он уже воображал, как будет разгадывать тексты античных подлинников. В стране, где профессионализм скорее исключение, нежели правило, умеют и любят строить иллюзорные планы, но редко идут дальше пустопорожних разговоров за бутылкой.