— А-зи-да фа-ат!
Лица людей светились радостью исполненного долга.
— Ази-да фат, — ответил на очередное приветствие Дык. — Скажите, Белый Нефрит, — обратился он к девушке, потупя взгляд, — о чем вы просили богов у алтаря?
— Я благодарила за весть об отце. Не сердитесь на меня, старший брат, но этого требовал обычай. И не думайте, пожалуйста, что я забыла ваши наставления. — Она лукаво заглянула ему в глаза. — А зачем вы сами поставили свечку, если не верите в милость святых отшельников?
— Мы должны вести себя, как все, — ответил Дык. — Иначе на нас могут обратить внимание… И еще мне захотелось, — запинаясь добавил он, — чтобы моя свеча курилась рядом с вашей.
Обогнув возвышенность, они вышли на открытое место. Жаркий иссушающий ветер с лаосских гор дул теперь прямо в лицо. В глаза летела колючая известковая пыль. С лесистого склона скатывались черные лоснящиеся черви, похожие на кольца марсельской колбасы.
— Давайте поскорее пройдем это место, — трудно дыша, сказала девушка. — За поворотом должна быть тень, и мы сможем немного передохнуть.
Но им еще долго пришлось взбираться по каменистой тропе под палящими лучами солнца. Давно осталась позади хайфонская семья, решившая закусить на берегу лесного ручья, и влюбленная парочка, которая останавливалась во всех уединенных уголках. Одни лишь старухи упрямо шагали вслед, оглашая стрекочущее безмолвие джунглей стуком посохов и возгласами «Ази-да фат!»
С детства приученная к долгим походам, Кхюе легче переносила трудности подъема. Только на открытых участках, где не было деревьев, защищавших от солнца и жаркого дыхания губительных лаосских долин, ей становилось немного не по себе. Стремясь быстрее миновать мертвые, добела выжженные пространства, она прибавляла шаг. Дык едва находил в себе силы не отставать. Потомственный горожанин, к тому же болезненный и хрупкий, он обливался потом и учащенно дышал, поминутно отирая локтем горячий лоб, на котором налипли раздавленные мошки. На одном из поворотов он всей тяжестью налег на сухой ствол, нависающий над дорогой, но перевести дух не удалось. Тонкая, как палец, змея, приютившаяся среди ветвей, высунула острую головку и сгинула в траве. Дык тихо вскрикнул, неуклюже отпрыгнув в сторону.
— Что случилось? — обернулась Кхюе.
— Змея, — с трудом выдохнул он. — Зеленая и длинная, как лиана.
— Это древесная, — объяснила девушка. — Не пугайся, — и подала ему руку.
Будь Дык сейчас один, он бы ничком свалился под первым же деревом и оставался бы там до тех пор, пока не выровнялось дыхание и не просох пот. Перед глазами колыхалась жаркая красноватая мгла. Ему казалось, что он не сможет сделать ни шага дальше. Почти теряя сознание, он все-таки продолжал взбираться все выше и сам поражался тому, что еще может идти. Сквозь пот, заливавший глаза, он видел только белый дымящийся щебень и раскаленное небо за ним. Втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, мысленно считал шаги, то и дело сбиваясь со счета и начиная сызнова. Щадя его, девушка пошла медленнее, терпеливо дожидаясь, когда он отставал. Она уже ни о чем не спрашивала, а только подбадривала веселыми возгласами.
— Осталось совсем капельку! — неустанно повторяла она. Но до конца все еще было далеко и негде даже присесть на узкой тропе. Среди устилавшей редкие ниши пыльной сухой листвы шуршали лесные клопы и многоножки. Дык пришел в себя от ласкового прикосновения.
— Здесь мы отдохнем, старший братец, — тихо сказала девушка, увлекая его в густую тень пальмовой кровли.
Там, на бамбуковых, устланных циновками подмостках блаженно подремывали усталые путники. Добродушная толстуха с яркими от бетеля губами распаренным черпаком из кокоса щедро разливала чай. В кипящем чане вместе со свежими чайными листьями мелькали ветки. С первыми глотками горьковатой обжигающей жидкости Дык обрел способность воспринимать мир во всей его полноте. Вкусный запах дыма щекотал ноздри, он радовался беззаботному смеху голых ребятишек, кувыркающихся в пыли, и полной грудью вдыхал живительный, почти осязаемый сумрак. В дальнем углу сидел худой старик. У его ног стоял горшок с вязкой зеленоватой жидкостью, в которую он обмакивал тонкие бамбуковые стрелы. Перед домашним алтариком стояло блюдо с белыми и лиловыми лепестками. В дыму курений смутно золотились подношения: бананы, плошка риса, медная кружка с водой. Дык не заметил, как его сморил сон. Пока он спал, не выпуская из рук чашки, Хоанг Тхи Кхюе обмахивала его плетеным веером. Оживленно болтая с хозяйкой, она не спускала глаз с тени, которая острым углом медленно наползала на тропу. Надо было вновь отправляться в дорогу.