— А кость не разломится? — недоверчиво спросила Аака.
— Нет, — возразил Паг, продолжая тереть потемневший от дыма клей. — Я испытывал крепость кости так же, как испытывал крепость клинка. Никто не в силах сломать ее. Взгляни! Чтобы рукоять была прочнее, я обтянул ее кожей. Ну, а теперь я пойду будить Ви.
Продолжая полировать секиру и топорище куском шкуры, Паг тихонько вошел в хижину, оставив Ааку за дверьми. Ви спал как дитя. Паг осторожно положил секиру на шкуру, служившую покрышкой ложа, вернулся к двери и спрятался в тени занавесей. Затем он поскреб ногой земляной пол, и Ви проснулся.
Первым, что он увидел, была секира. Он сел, взял секиру в руки и стал жадно ее рассматривать. Когда он насмотрелся на все ее чудеса, — а для него это была необычайно чудесная вещь, сделанная из никогда не виданного им камня, втрое тяжелее обычного, и с рукоятью из черной кости, тверже моржового клыка, с двумя узлами на нижнем конце (образованными соскабливанием сустава и препятствующими сползанию рукояти), обтянутой кожей и с топором острым, острее любого кремневого топора, — он решил, что, наверное, ему все это грезится во сне, ибо подобным оружием сражаются одни только боги.
Паг проковылял к его ложу и сказал:
— Пора вставать, Ви. Но сперва скажи мне, нравится ли тебе твоя новая секира?
— Ее, наверное, сделали боги, — задыхаясь от волнения, сказал Ви. — С этим оружием я без страха могу идти один против белого медведя.
— Да, ее сделали боги. Эта секира — дар богов. Я потом расскажу, как они прислали тебе ее. Но дана она тебе не для того, чтобы убить белого зверя, который бродит во тьме, а чтобы расправиться со свирепым хищником, который рыщет и убивает и днем и ночью. Говорю тебе, Ви, это — Секира Победы. Раз она у тебя — ты непобедим. Слушай, Ви. Хенга набросится на тебя, размахивая своей огромной дубиной. Отскочи в сторону и изо всех сил ударь его по рукам. Если удар секиры обрушится ему на руки или на рукоять дубины — начисто отрубит. Если его руки уцелеют, он снова набросится на тебя, пытаясь схватить тебя и, раздавить в объятиях или переломить тебе шею или позвоночник. Если успеешь, бей его по ногам. Старайся повредить сухожилия, чтобы он захромал. Но, если ему все же удастся ухватить тебя, старайся выскользнуть из его объятий. Ты весь смазан жиром, так что тебе это должно быть легко. И тогда, прежде чем он снова поймает тебя, бей его по шее или по голове, или по спинному хребту, куда придется! Ведь эта секира не только сломает то, что ты ударишь, но глубоко вопьется в тело и убьет его. Но только не оброни секиры. Видишь, к рукоятке прикреплена петля; накинь ее двойным оборотом на руку, тогда секира не соскочит. Чтобы было верней, я привяжу ее к твоей руке вот этим сухожилием. Протяни руку.
Ви протянул руку и возразил, в то время как Паг ловко укреплял сухожилием петлю у него на кисти:
— Понимаю, но не знаю, удастся ли мне сделать хотя бы часть того, что ты говоришь. И все-таки, как чудесна эта секира! Как бы то ни было, я постараюсь орудовать ею как можно лучше.
Тогда Паг снова натер Ви тюленьим жиром, заново осмотрел секиру, все ли узлы как следует ссохлись и крепко ли держится клей. Затем он дал Ви кусок сушеной рыбы с тюленьим жиром, дал ему напиться, набросил шкуру ему на плечи и вывел из хижины.
Аака ждала снаружи вместе с Моанангой, братом Ви.
Она взглянула на мужа и спросила:
— Кто обрезал ему волосы?
— Я, — ответил Паг, — и у меня были достаточные основания для этого.
Она топнула ногой и холодно сказала:
— Как смел ты коснуться его волос? Я ненавижу тебя за это!
— Если тебе так хочется ссориться со мной, можешь ненавидеть меня за это так же, как и за любую другую вещь. Но помни, Аака, что в конце концов ты будешь благодарна мне за то, что я это сделал, хотя, впрочем, в силу самой благодарности ты станешь еще больше ненавидеть меня.
— Это невозможно, — отвечала Аака.
И они тронулись к Месту Сборищ.
Собралось все племя.
Стояли кольцом, молча, потому что были настолько возбуждены, что было не до разговоров. От исхода этого боя зависела их участь. Хенгу боялись и ненавидели его, потому что он правил жестоко и убивал каждого, кто осмеливался роптать, но Ви племя любило. Но никто не смел проронить ни слова, ибо никто не знал, каков будет исход боя, и все думали, что нет на свете человека, кто бы устоял против мощи великана Хенги, кто спасся бы от яростных ударов его огромной дубины.
Народ удивленно глазел на новый топор, висевший на руке Ви; люди указывали на него, подталкивая друг друга локтями. Люди дивились тому, что волосы Ви коротко срезаны, и не понимали, какова тому причина; впрочем, думали, что это — жертва богам.
Срок наступил. Хотя холодный туман над морем и берегом закрывал солнце, все знали, что осталось до захода солнца не более часа, и наступила гробовая тишина.
Внезапно раздался голос кого-то из племени, кто стоял с краю:
— Он идет! Хенга идет!
Все обернулись к пещере.
Великан вышел из-под утеса и направился к ним, ступая тяжело, но небрежно. Ви наклонился, поцеловал сына и дал знак Ааке, чтобы она присмотрела за ним. Затем в сопровождении своего брата Моананги и Пага он вышел на открытое место посредине круга стоящих людей. Там стоял Урк Престарелый, колдун, чей долг был оглашать правила и условия боя, завещанные законами племени.
В то время как Ви подходил к месту, Уока Злой Вещун крикнул ему:
— Прощай, Ви. Мы больше не увидим тебя. Очень жаль, что тебя убьют. Ведь ты хороший охотник и всегда приносишь большую добычу. Кто же заменит нам тебя?
Паг обернулся, засверкал на него своим единственным глазом и сказал:
— Меня-то уж, во всяком случае, ты увидишь!
Ви шел, не обращая внимания. Он сошелся с Хенгой, одетым в тигровую шкуру — знак своего достоинства — и держащим в левой руке огромную дубину.
— Очень хорошо, — прошептал Паг Ви. — Посмотри, как плотно набит его живот, он съел всего лосося.
Шедшие за Хенгой рабы остановились на некотором расстоянии от места встречи.
Хенга заревел:
— Что? Я должен биться не только с этим человечком, но и с его друзьями?
— Пока еще нет, Хенга, — смело возразил Моананга. — Сперва убей человечка, а затем можешь сразиться с его друзьями.
— Это дело нетрудное, — ухмыльнулся Хенга.
Вперед вышел Урк, поднял руку и с гордым видом приказал замолчать.
Глава IV. Смерть Хенги
Сперва Урк, как знаток старинных обычаев племени, начал подробно пересказывать закон о сражениях, подобных сражению Ви с Хенгой. Он сообщил народу, что вождь сохраняет свое звание и пользуется своими правами и преимуществами только потому, что он сильнее всех в племени, подобно тому как стадом повелевает сильнейший буйвол. Если же против вождя восстает охотник моложе и сильнее, он вправе убить вождя, если это ему удастся, и занять место вождя. Но только закон требует, чтобы вождя он убил в открытом и честном бою, в присутствии всего народа, причем в бою каждый имеет право пользоваться только одним оружием.
Если вызвавший победит, пещера и все живущие там принадлежат ему и все признают его вождем. Если же он будет побежден, труп его будет брошен на съедение волкам.
В общем, Урк, сам того не зная, излагал учение о том, что выживают только наиболее приспособленные, и о том, что сильный может угнетать и повелевать слабыми, — закон, много тысяч лет спустя сформулированный Дарвином.
Хенга начинал терять терпение. Ему казалось, что он быстро справится с презираемым врагом. Ему хотелось поскорее вернуться в пещеру, выслушать приветствия своих жен и отоспаться после лосося, которого он — как справедливо предвидел Паг — обглодал всего.
Но Урк не смолкал. Он, как хранитель преданий, чувствовал себя в своей стихии; он был главным жрецом и руководителем всех обрядов племени и считал малейшее отступление от традиций смертным грехом.