Квашнева. Ах, несчастный! До петухов напились, я чай…
Живописец. Это вас решительно не касается.
Квашнева. А вы, может, совсем не живописец?
Живописец. Любимый ученик Маковского…
Квашнева. Кого? Ну, да мне все равно… мазать-то умеете?
Живописец. Учитель всегда говорил – ты, брат, талантище!
Квашнева. Так и сказал?
Живописец. Да, так и сказал. В тебе, говорит, в одном, братец, гордость наша, надежда. Силища. Нутро…
Квашнева. Как же вам не стыдно довести себя до такого безобразного вида?
Живописец. Изучение бытового жанра привело меня в настоящий вид. Послан Константином Маковским изучать быт, так сказать, на лоно. Пылкость натуры и художественный темперамент дозволил мне проникнуть в суть жанра глубже других… изучаю самое нутро…
Квашнева. Мы, батюшка, не виноваты, не рычите басом.
Живописец. Вы толпа, вы требуете от артиста красивых ботинок, а до искусства какое вам дело!
Квашнева. Не требую, я с просьбой…
Живописец. Ну, это дело другое, – просите…
Квашнева. Вот портрет… (Показывает.)
Живописец. Кисть недурна; помыть, что ли, надо, или копию?
Квашнева. Вот моя дочь…
Сонечка. Здравствуйте…
Живописец. Сударыня, извиняюсь! Проклятая рассеянность; ведь хотел надеть фрак и забыл; однажды я вот так же в общество пришел, извините, совсем раздет…
Квашнева. Ну, ладно, глядите сюда. Устроить надо так, чтобы портрет остался таким же самым, но сделался похож на мою дочь. Можете исхитриться?
Живописец. Носы не те.
Квашнева. Кабы не носы, не позвала бы. А вы уж как-нибудь устройте, на то, сударь, и художеству учились. Заплачу.
Живописец. Деньги, ха-ха… Пожалуй, можно запустить тень под носом… (Соне.) Повернитесь-ка. Сделаю; через месяц.
Квашнева. Ах, мошенник, – виновата, простите… Нам сегодня понадобится, через час.
Живописец. А искусство?
Квашнева. Какое там искусство. Мой Ванюшка, пастух, в два дня целый забор выкрасил вохрой. Идите, а то ведь я добра, добра, да и рассержусь.
Живописец. Маляр!
Уходит с Сонечкой, унося портрет.
Квашнева. Нил!
Нил появляется на лестнице.
Позови Артамона Васильевича…
Нил уходит.
Ну, Клавдий Петрович, побушевал, теперь будет; шелковым станешь, как угодно согну.
Входит А р т а м о н.
Ну?
Артамон разводит руками.
Квашнева(встает и угрожающе приближается к Артамону, который пятится). Ну?
Артамон. Ничего. Виноват.
Квашнева. Нил, принеси чернил и бумаги. Садись. (Показывает па стул.)
Артамон садится.
Пиши: «Обожаемая Нина».
Артамон. Как?
Квашнева. Пиши, что говорят… Хуже будет…
Артамон. Марья Уваровна, я дворянин, я человек свободный, я не позволю издеваться… Вы меня с кучерами по саду ловите; я домой поеду…
Квашнева. Пиши: «Если ты можешь, прости меня…» Дома тебе жрать нечего, я знаю… «Я терплю глубочайшие страдания». Глубочайшие зачеркни. «Мой поступок не имеет названия, он подлый…»
Артамон. Может, это не писать?
Квашнева. «Он подлый и гнусный, но все же я люблю одну тебя».
Артамон. «Люблю одну тебя». Квашнева. «Я молод и глуп». Артамон. Так… В правую дверь стучат; слышны шаги и голос Клавдия.
Квашнева. Собирай, собирай бумагу, внизу допишем… (Хватает Артамона за рукав, тянет к столовой.) Скорее ты поворачивайся, все дело погубишь.
Они уходят через столовую. Клавдий высовывает голову.
Клавдий. Нил! Где ты? Нил, отчего тебя не дозовешься? Иди! (Клавдий идет в столовую.) Нил, куда же ты провалился?
Голос Нила. Иду-с! (Нил появляется.) Клавдий. Подай мне таз, кувшин и полотенце.
Нил уходит. Клавдий сходит в залу.
Проснулась, попросила воды… В кувшин необходимо налить розового масла, так делается. Вот только у нас нет ничего. Я всегда говорил – необходимо делать запасы… (Поднимает еще штору.) Изумительное утро. А ведь, пожалуй, поздно. (Глядит на стенные часы.) Полдень. Как она хорошо заспалась… Как вообще все хорошо…