— Я вовсе не желаю этого, — тихо ответила Бенита. — Отец, я его боюсь, боюсь больше, чем когда бы то ни было. О, почему ты не позволил мне остаться там, внизу, среди макаланга, вместо того чтобы снова принести меня сюда, где мы вынуждены жить совершенно одни с этим ужасным человеком!
— Я хотел это сделать, дорогая моя, но Молимо заявил, что здесь мы будем в большей безопасности, и приказал своим людям перенести тебя наверх. К тому же Джейкоб Мейер настаивал на этом, угрожая убить меня, если мы не перенесем тебя сюда. Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что он лишился рассудка.
— Но зачем ему это? Зачем? — задыхаясь, прошептала Бенита.
— Бог знает, — ответил старик со стоном, — мне кажется, он думает, что мы никогда не найдем золота без твоей помощи, так как Молимо, которого он считает наделенным чем-то вроде дара ясновидения, сказал ему, что этот клад предназначен исключительно для тебя. Я видел по его глазам, что он действительно был готов убить меня, поэтому решил, что лучше уступить ему, чем оставить тебя одну, больную. Конечно, передо мной был еще один выход… — проговорил мистер Клиффорд, не доканчивая своей мысли.
Бенита посмотрела на отца и спросила:
— Какой?
— Застрелить его раньше, чем он собрался бы выстрелить в меня, — еле слышным шепотом ответил старик. — Застрелить ради тебя, дорогая… но я все же не решился этого сделать.
— Нет, — сказала Бенита, вздрогнув, — только не это, только не это! Лучше самим умереть, чем знать, что его кровь на нашей совести. Сейчас я попробую встать и не показывать своего страха. Я уверена, что это самое лучшее, что можно сделать, и может быть, нам все-таки удастся как-нибудь спастись отсюда. Пока же будем угождать ему и стараться делать вид, будто нас интересует этот ужасный клад.
Бенита встала и убедилась, что ее здоровье ничуть не пострадало, если не считать некоторой тяжести, которую она чувствовала во всем теле. Она сейчас же принялась при помощи отца за приготовление обычного ужина. Все необходимое для этого оказалось на своих местах, хотя самого Мейера нигде не было видно.
Однако, как она и ожидала, он появился еще до наступления ночи. Хотя Бенита не слышала его шагов и сидела к нему спиной, она сразу почувствовала его присутствие, и это сознание охватило ее душу ледяным холодом. Она обернулась и увидела Джейкоба. Он стоял выше ее, на большой каменной глыбе, куда взобрался совершенно бесшумно благодаря своим мягким горным ботинкам, в которых он умел ходить неслышными, кошачьими шагами. Последние лучи заходящего солнца падали прямо на него. Его гибкая, нервная фигура вырисовывалась на фоне неба, и лицо его, освещенное огненно-красным светом заката, казалось действительно страшным. Джейкоб походил на пантеру, приготовившуюся прыгнуть, глаза его светились, как у пантеры, и Бенита знала, что она сама была добычей, на которую он нацелился. Но, помня свое решение не показывать ему страха, она спокойно заговорила с ним:
— Добрый вечер, мистер Мейер. О, я вся так одеревенела, что не могу повернуть шею и взглянуть на вас, — прибавила она со смехом.
Он мягко спрыгнул вниз, снова напомнив ей пантеру, и остановился перед нею.
— Вы должны благодарить Бога, в которого верите, что сохранили кости в целости и вообще спасли жизнь, — сказал он, — дикари могли лишить вас и того и другого.
— Я это и делаю, мистер Мейер, но и вам я также очень благодарна за то, что вы так великодушно пришли нам на помощь. Отец, — позвала она, — подойди сюда и скажи мистеру Мейеру, как мы ему признательны.
Клиффорд, прихрамывая, вылез из своего шалаша под деревом и заметил:
— Я уже говорил ему об этом, дорогая моя.
— Да, — подтвердил Джейкоб, — вы уже говорили, мне; зачем же повторять одно и то же? Я вижу, что ужин готов. Давайте поедим, так как вы должны быть голодны, а затем я кое-что сообщу вам.
Они принялись за еду, хотя ни у кого из них не было аппетита. Мейер ел очень мало, но выпил много крепкого черного кофе и вина с водой. Зато Бените он подкладывал самые лучшие куски и не спускал с нее глаз, говоря, что ей следует есть побольше, чтобы не терять сил и не лишиться красоты. Бенита молчала и вспоминала сказку, слышанную в детстве, в которой людоед откармливает принцессу, намереваясь потом ее съесть.
— Вы должны бы подумать о своем собственном здоровье, мистер Мейер, — сказала она, — нельзя жить одним кофе и вином.
— Это все, что мне нужно сегодня. С минуты вашего возвращения я стал удивительно хорошо себя чувствовать. Никогда еще я не был так здоров и полон сил. Я мог бы работать за троих, не чувствуя ни малейшей усталости. Например, сегодня я всю вторую половину дня носил провизию и прочие нужные вещи на эту стену, так как нам необходимо приготовиться к продолжительной осаде; и тем не менее мне кажется, будто я не поднял ни одной корзинки. Зато, когда вас не было, — о, каким усталым я себя чувствовал!
Бенита поспешила переменить тему разговора, спросив его, нашел ли он что-нибудь новое.
— Нет еще, но теперь, когда вы вернулись, мы найдем многое. Не пугайтесь, я задумал план, который должен удаться. К тому же было слишком тоскливо работать одному в пещере, поэтому я только осмотрел место вокруг нее, ожидая минуты, когда можно будет отправиться вам навстречу и застрелить нескольких матабеле. Знаете, я лично убил семерых. Я не мог промахнуться, защищая вас, — добавил он с улыбкой.
Бенита невольно отстранилась от него, а мистер Клиффорд проговорил сердитым голосом:
— Не говорите об этих ужасах в присутствии моей дочери. Довольно того, что приходится делать подобные вещи, к чему же еще вспоминать о них!
— Вы правы, — задумчиво ответил Джейкоб, — и я прошу у вас извинения, хотя я никогда не испытывал удовольствия, подобного тому, которое чувствовал, стреляя в матабеле. И вот они умерли, а у наших стен находятся целые полчища. Слушайте! Они поют вечернюю молитву, — Мейер начал размахивать своим длинным указательным пальцем в такт ужасной воинственной песне матабеле, отдельные звуки которой долетали к ним снизу. — Это похоже на духовные песнопения, не так ли? Только вот слова… Хотя нет, я не стану переводить их, так как при настоящих обстоятельствах они носят слишком личный характер.
Теперь мне нужно кое-что вам сказать. Вы поступили ужасно нехорошо, бежав отсюда и покинув меня одного, более чем нехорошо — неблагородно. Право, — прибавил он, внезапно приходя в бешенство, — если бы я имел дело только с вами, Клиффорд, говорю вам откровенно, я застрелил бы вас при первой же встрече. Предатели заслуживают, чтобы их убивали, так ведь?
— Прошу вас не разговаривать так с моим отцом, — резко вмешалась Бенита, гнев которой заставил ее забыть обычный страх. — К тому же виновата во всем только я одна.
— Я с удовольствием повинуюсь вам, — с поклоном ответил Джейкоб. — Я никогда больше не стану возобновлять этого разговора и не осуждаю вас, так как кто посмел бы это сделать? Только не Джейкоб Мейер. Я вполне понимаю, что вы должны были скучать здесь, к тому же дамам позволительно иметь свои прихоти. Вы вернулись обратно, так что незачем больше толковать об этом. Только послушайте: в одном пункте я твердо решил не уступать. Ради вашей собственной безопасности вы больше не уедете из Бамбатсе, пока мы не сможем сделать этого все вместе. Я окончательно пришел к этому убеждению в то время, когда переносил сюда съестные припасы. Если вы завтра утром пойдете осматривать стену, вы сами убедитесь в том, что никто не сможет подняться на нее, и — что гораздо важнее — никто не сможет спуститься с нее. К тому же для большей уверенности я буду впредь спать возле самой лестницы.
Бенита молча переглянулась с отцом.
— Молимо имеет право приходить сюда, — возразила она. — Ведь это его храм.
— Ну, ему придется впредь совершать свои моления там, внизу. Старый дурак воображает, будто ему все известно, однако он и не подозревал, что я намерен сделать! Кроме того, мы ведь не нуждаемся, чтобы он вторгался в нашу личную жизнь, правда? Не то он увидит золото, когда мы его найдем, и, чего доброго, может ограбить нас.